Я с силой выдохнула и нахмурилась. Значит, боги заставляют меня решать задачку. И решений у нее целых два — только оба из них ужасны.
Но если я выберу принца... Что будет с миром, в который просочится эта жуткая тьма? Смогу ли я зажить легко и просто, зная, что где-то, возможно, очень далеко, распространяется жуткая, смертельная плесень, которая однажды сожрет все живое?
Нет-нет, это даже звучит невозможно! Я должна выбрать единственно верное — пусть тьма забирает Арона.
Но что тогда? Как я смогу вернуться к свои родные края, зная, что случилось со мной здесь, при императорском дворе? Кем я была, с какими силами соперничала и какую роль сыграла в пьеске на потеху для богов... Разве смогу я посмотреть в глаза своему отцу и своей матери, зная, что со мной делал Арон?.. Сначала я сгорю от стыда, а потом начну плакать. И плакать я буду так долго, что высохнут все реки в округе, а боги наверху будут усмехаться — что, не хватает тебе твоего темного принца?
А я только кивну в ответ.
Не хватает.
Ведь принц, возможно, еще одна невинная душа. Может статься, что все, что он сотворил, творил вовсе не он. Тьма. Вся вина — на ней.
Может быть.
А может, и нет.
Передо мной стоял выбор.
— Но все же... — заикнулась я. — Если я скажу «нет»... Если захочу, чтобы Арон выжил... И если мрак его не покинет... Есть ли способ избавиться от проклятья? Изгнать из него эту тьму?
— Это я тоже тебе сказать не могу, — просто ответила Нисса. — Моей задачей было рассказать о том, какой у тебя есть выбор. Я и без этого раскрыла тебе куда больше, чем требовалось. Надеюсь, мне удалось остаться беспристрастной, и боги меня не покарают.
Нисса кивнула, будто подводя черту всем нашим разговорам.
— А теперь нам пора прощаться. Твое отпущение грехов и без того затянулось.
Она уже хотела отвернуться, но я успела перехватить ее за рукав.
— Последний вопрос. Арон знает про...
— Про твоего любовника? — легко догадалась Нисса. — Имени ему не сообщали.
— Но почему его выгораживали в суде? Его мог выдать кто угодно!
— Император подготовил для заговорщиков особое наказание. И это — уже не твоя история, — загадочно отозвалась Нисса. — А теперь мне и правда пора.
Она стукнула в дверь, в коридоре на той стороне загрохотали шаги. Бряцнули ключи, скрипнула дверь.
Та Нисса, которая почти стала мне подругой, обняла бы меня на прощание. Она бы плакала, зная, что мне предстоит назавтра. Новая Нисса была другой. Выходя, она не обернулась.
Дверь захлопнулась, и я осталась одна.
Глава 37
Замок лихорадило в предвкушении главного праздника зимних торжеств. Этот день должен был поражать — и преображенные интерьеры замка вправду поражали, только вот не красотой, а вычурной, безвкусной пышностью. Пурпурное, изумрудное, лиловое; шелка, бархат и золото; всюду слуги, целые войска слуг — вытянувшиеся наизготовку вдоль стен в залах, снующие по коридорам, краснощекие, измученные спешкой. Ступени укрыли коврами, обновили стяги и гербы по стенам, гирлянды цветов протягивались от одного фонарика к другому. В нишах разместили клетки с животными — их, наверное, принесли из зверинца. Из знакомых я увидела разве что цинн; остальных диковинных созданий я даже никогда не встречала. Когти, лапы, хвосты, клювы, сверкающая шелком шерсть, мокрые носы меж прутьев клеток — все это мелькало, как будто в замок перенесли балаган странствующего цирка. В одном из внутренних двориков, где соорудили сцену, практиковались глотатели огня, жонглеры и шуты. В другом гарцевали кони, наряженные в бархатные попоны. В третьем что-то разноцветно сверкало и взрывалось.
Меня вели через это разноцветье и многоголосие как будто для того, чтобы я помучилась. Чтобы посмотрела на то, что упускаю, на то, чего не смогу теперь вкусить.
А меня великолепие лишь раздражало. После полумрака тюремной камеры свет резал глаза, а яркие краски, шелка и камни не вызывали ничего кроме отвращения. Мне все это не нужно — так и хотелось крикнуть в спину тюремщикам. Но они упорно вели меня по самому длинному пути.
Впрочем, зрелище приговоренной к казни, ведомой по замку, подняло еще ту шумиху. Толпы гостей расступались, и меня пожирали глазами. К счастью, утром в камеру принесли набор для умывания и чистое платье — хоть на казнь разрешили явиться в достойном виде, и больше не нужно было краснеть, запахивая на себе разорванную рубашку.