— Пытаюсь разобраться, не показалось ли мне.
— Что?
— Свет. В тот день... — он замялся.
Мы не заговаривали о событиях дня казни, и я сразу поняла, что речь о нем.
— В тот день мне везде чудился мрак, — вдруг сказал Арон.
Я обмерла. Неужели он тоже видел тьму?
— С того суда.. Все было как в тумане. Мне кажется, слуги подмешивали мне что-то в еду... Я едва помнил себя. Едва узнал тебя на суде. И потом... тоже. Почти не понимал, что происходит.
Я только растерянно моргала. Неужели император повелел опоить своего сына, чтобы он не мешал ему исполнять свои планы? Тогда ясно, почему принц не пытался за меня заступиться...
— И мне все казалось, что я в какой-то темноте. Галлюцинации, конечно, но... Словом, тогда, в тот день, я очнулся из-за света. Мне просто резануло в глаза светом... Был же вечер, ты помнишь! Какой там свет... Но он был, я знаю!
Арон говорил так быстро, так страстно, что я немного испугалась. Я никогда его не видела таким взволнованным. Воистину: как будто это и не он.
— А потом понял: это ты. Твой свет, — сказал он.
Я наклонила голову. Мой свет? О чем вообще Арон говорит?
— И я как будто проснулся. Встал. И вовремя. Успел тебя перехватить...
Я качнула головой.
— Тебе, наверное, показалось...
И вместе с тем меня вдруг поразила мысль: я ведь и сама видела, как тьма расступается. Только я думала, что то свечение, которое как будто разгоняло мрак, исходило от виконта. Так, значит, я ошиблась?
Но что же это тогда значило? Тьма боялась меня потому, что знала — от моего решения зависит то, что случится с ней дальше?.. Но я же не уничтожила тьму, я лишь уберегла от нее Арона...
Или не только?..
Мысль была сладкой — слишком сладкой. Нет, если во мне и был свет, то лишь тот, который помог спасти принца. Вот и все.
Поэтому, мучимая терзаниями и неспособная переносить этот новый, особый взгляд Арона, я как-то вечером призналась о связи с Лансом.
— Помнишь, ты подозревал, что у меня есть любовник? — спросила я без обиняков, когда слуги потушили в покоях свет, и мы с принцем забрались под одеяла.
Арон хмыкнул. Его лицо слабо освещалось ночными огнями из сада — он никогда не прикрывал ставней, — и теперь на нем залегли тени.
— Помню. Я не подозревал.
— Ты знал? — испугалась я.
— Любовники были у каждой моей жены, — ответил он мрачно. — Ты не могла быть исключением. Хотя... Я очень надеялся об обратном.
— Надеялся?
— Да.
Выходит, Арон хотел что-то для меня значить.
— Но ты не ошибался. У меня была связь. — Я сглотнула. — С виконтом Наму-Ошем.
— С виконтом? — Арон вдруг нехорошо хохотнул. — Ну подлец...
Я видела, как руки его сжались в кулаки, и съежилась. Наверное, не стоило об этом говорить. Да что там — не наверное, а однозначно не стоило! Я только разбудила старого Арона, злого, мстительного принца, одержимого тьмой...
Арон придвинулся ко мне, и я зажмурилась. Нет, не хочу я видеть его лицо. Не хочу видеть, как он поднимет на меня руку. Все равно будет мучительно больно — так какая уже теперь разница?
— Таллия, — прошептал Арон.
Я открыла глаза. Лицо его было мрачным, но он взял меня за руку даже слишком нежно.
— Я понимаю. Я знаю, почему ты с ним спала.
— Я не спала! — выдохнула я. — То есть, только однажды...
— Это неважно. Я понимаю. Я был безумцем, когда спрашивал, сможешь ли ты меня полюбить. Это невозможно. Теперь я это понимаю. Я причинял тебе не только физическую боль. Я был не тем, кого можно полюбить. А тебе нужна была любовь. Ты хотела быть нужной. А я в тебе тогда не нуждался. Я сам тебя оттолкнул, а потом еще на что-то надеялся.
— Надеялся? — глупо переспросила я.
— Таллия, — очень серьезно сказал он. — Не говори больше о виконте. Его больше нет.
Потом он поцеловал меня в ладонь и хотел уже было отстраниться, но я его удержала.
Я поцеловала его сначала нерешительно, аккуратно, еще не понимая, не шутит ли он. И Арон поначалу не отвечал. Смотрел на меня странно, будто с болью. Но потом я прижалась к нему крепко-крепко, и он обвил меня руками.