Выбрать главу

– Зимовит пошёл напрямую, через пущу – нам не угнаться за ним.

– Нам тоже лучше поторопиться. Здесь становится жутко… – Голос её прозвучал, как во сне.

Не следовало задерживать внимание на этом глухом месте: истошные крики эхом, прокатились вдалеке, настигая моё больное сознание. Я резко отвернулся к утреннему ореолу, прояснившему тракт, но… смрад сожжённой плоти становился всё более явным и из плывущей дымки предо мной вдруг очертились чёрные фигуры людей…

– Мы ждали твоего возвращения… – Скрипел их тошнотворный шёпот.

– Ты первый принял сторону ведьмы, повинной в наших муках… – Выдохнули другие, приближаясь ко мне. Из-под их балахонов валил густой дым. – Ради неживого дитя юродивой ты погубил живых людей… и бросил целовать Смерть в уста…

– Это ты навлёк на нас гнев Небес… не избежать тебе Божьей кары!.. – Уже более внятно говорили третьи.

Один их них, в дорогом одеянии войта, предстал предо мной, подняв капюшон плаща. Я отшатнулся, увидев, что его лицо поплыло от язв, а шею поразили чёрные бубоны…

– Чем вещать именем Спасителя, лучше сами предстаньте пред ним, призраки! – Крикнул я в сердцах…

 

* * *

Ужасы той ночи восставали с единственно сознательным вопросом: повторись она снова, что возможно было изменить?

Ирония, порой, настигает нас самым ужасающим образом, подчёркивая трагическую случайность событий. Стоило Знахарке закрыться от Мира, как карантин был нарушен, а селение стало слугой паники. Многих людей не довелось долго убеждать проповеднику, пришедшему из Города к началу мора. Усталые от болезни, они были готовы на всё, лишь бы избавиться от её горького вкуса. Даже наш староста ему не перечил. Фанатики врывались в заражённые дома, хватали на улицах немощных и сгоняли в общий котёл. Напрасно, со слов лекаря, я объяснял проповеднику Аврелию, что в таких условиях чумная лихорадка охватит их всех: он ловко избежал внутренней борьбы, прилюдно унизив меня и пригрозив отстранить от церкви!

Здесь мной и была допущена главная ошибка: общественная религия – это лишь инструмент духовного пути. Мирской же человек говорит с Богом языком своих деяний. К тому же, долг рыцаря – спасти души народа, пусть даже ценой своей собственной… О, если бы я меньше любил себя, если бы меньше заботился о славе, мне бы не пришлось багрить в Преисподнюю тела погубивших себя жителей и тех, кого любил и уважал в жизни, пока мой рассудок навек не укроется кромешным забралом апатии…

И смута не была предупреждена, а люди не были спасены. Но было ли это заблуждение фатальным? Ещё нет! Всё можно было исправить… если бы не ром, выпитый накануне трагедии, от обиды за ущемлённую гордыню…

Очнулся от хмеля внезапно, уже ночью… когда амбар с несчастными горел и в пламя облачилась ночь! Но представ с топором пред разящими жаром вратами, я мог вслушиваться только в вопли огненного ненастья… На улице было уже пусто.

И тогда, вдруг вспомнив безумные речи проповедника, я бросился к хижине нашей ведьмы… сочтя свой выбор не порочным равнодушием, но стратегическим мышлением: в той ситуации ведающий лекарь была ценнее даже генерала… И пожар остался позади, охватывая границы сознания, окружая меня в ночных кошмарах и настигая в дневных видениях… Было ли это ошибкой?.. Пожалуй, нет. Ошибка была допущена ранее и Смерть смеялась над тщетой моих порывов, пожиная урожай греха и горя. Я же мог избрать лишь путь искупления…

Знахарка, как её называли, жила у самого леса, предпочитая общаться лишь с луговыми ветрами. Умела читать, ради чего и латынь учила. Общий язык с ней находила только Лючия: моя хрупкая супруга часто и тяжело болела, и лекарь стала для неё умелым избавителем, а позже и единственно достойным наставником. Для нашей семьи она стала близким человеком, и она единственная, кто спасал селение от болезней, приходящих прежде.

Знахарку обвинили после первой жатвы, за то, что отказалась отдать своё больное дитя. Но настоящую обиду на лекаря затаили за то, что из-за её личного несчастья рухнули надежды общества на исцеление. Её прозвали ворожеей и юродивой, оскорбляли в лицо, пока скверна не осела в сознании людей. Но, боясь мести ведьмы, за глаза сошлись на том, что это она и наслала на них мор.

Выбежав к полю, в мутной дали я увидел поток из десятков факелов, целеустремлённо тянувшийся к её домику, и, свернув с дороги устремился напрямик, утопая в сугробах… Но меня опередили.