С меня было достаточно. Не хотелось больше играть роль жестокого обидчика.
– Ах, вот как? – сказал я. – Родители, значит, отпускают тебя гулять хоть на всю ночь, но с условием, что кто-нибудь надает тебе в «Ротонде» пощечин, так ведь получается?
Она рванулась к подъезжающему трамваю, но я схватил ее за руку.
– Пусти. Больно!
Как только трамвай отъехал, я ее отпустил.
– Уй, – сказала она с досадой, растирая запястье. – Ты что, псих?
– Не знаю, – сказал я, – мне еще этого никто не говорил. Но если хочешь, могу на эту тему подумать. – Я усмехнулся.
– Вчера было холодно тебе, а сегодня мне. Пойдем со мной, может, я и расскажу кое-что об этом. Но не здесь, здесь дует.
– А где? – спросила она осторожно.
– Есть масса возможностей, – я огляделся по сторонам. – Только не говори, что ты ужинала.
– Нет, – улыбнулась Яна, – но сбитых сливок мне не хочется.
– Как это? – подозрительно взглянул я на нее.
– Я просто болтаю, – она снова улыбнулась, – да и вообще все кондитерские уже закрыты.
До меня наконец дошло.
31
Мы поужинали в «Ядране», недалеко от Карловой площади, и выпили две бутылки розового югославского вина.
– У тебя была девушка, а у меня парень, – простодушно сказала Яна. – Или ты думал, что я девственница?
– Постой! – торопливо перебил ее я. – Мы же не о том говорили…
– Я думала, что тебе это важно.
– Теленок ты, – резюмировал я, – сущий теленок.
– Мне уже…
– Знаю, – не дал я ей договорить, – тебе девятнадцать, и никакой ты не теленок… Я говорил о том, что название было неподходящим.
– Они же и впрямь никак не могли докопаться до мотива, – сказала Яна, – значит, все правильно.
– Но докопались, – не сдавался я, – и, по-моему, все было ясно почти с самого начала.
– А по мне, конец был неожиданный, – сообщила Яна.
– Надуманный, – сказал я, – абсолютно надуманный.
– Так всегда бывает в детективах, – возразила Яна, – настоящие убийства обычно примитивные.
– Ты думаешь? – Я был ироничен.
Она кивнула.
– Парень убил свою подружку… Другой разрешил все проблемы топором… Еще одна отравила его и себя… А у кого-то увели девчонку, и он пустил в ход нож… – Яна усмехнулась. – Ты что, не читаешь «Черную хронику»?
– Читаю, – сказал я, – но я не говорю сейчас о всяких элементарных убийствах… А в детективах всегда есть своя логика: там, например, преступник должен пару раз появиться и в середине, а не только в самом конце, правильно?
– Конечно, – сказала Яна и посмотрела на часы.
– Тебе пора? – спросил я.
Она завертела головой:
– Нет, но, может, я тебя задерживаю?
Я улыбнулся.
В глубине зала мелькнула фигура старушки, продающей гвоздики.
– Хочешь?
– Не-е, – сморщила Яна нос.
Я купил ей букетик из трех гвоздик.
– Спасибо, – улыбнулась она мне.
Я поднял свою рюмку.
– За что? – спросила она.
– За… – я помедлил, – да нет, фильм вообще-то был хороший, но вот…
– Это такой тост? – Она с упреком наморщила лоб. – Я знаю, ты думаешь о настоящем убийстве…
– О каком убийстве? – удивленно перебил я Яну.
– Об убийстве Зузанки Черной, – спокойно сказала она, – а что, разве не так?
– Ты-то что об этом знаешь? – спросил я.
– Как ни странно, немало.
– Да уж, странно. Яна улыбнулась:
– Но ты же этого не делал… Правда, Честмир, ты ведь не имеешь к этому никакого отношения?
Я покачал головой.
– Но откуда ты знаешь?… Тебе рассказал об этом в понедельник Пилат?
Она пожала плечами.
– Я много чего знаю. – Яна сказала это очень многозначительно и, подняв рюмку, чокнулась со мной: – Все будет хорошо.
Эта девушка очень быстро вторглась, вернее, втерлась в мою жизнь. И не то чтобы меня это раздражало. Скорее забавляло.
– А что же ты еще обо мне знаешь?
– Мы больше не будем говорить о детективах? – спросила она с усмешкой.
– Я тебе задал вопрос.
– Ну а я, может быть, не желаю на него отвечать, – сказала она. – Ты что-нибудь имеешь против?
– Почему же?
– Вот видишь, – сказала Яна, – так что давай сменим тему.
– Да нет, – сказал я, – «почему» не в том смысле, что я не против, если ты не ответишь… Наоборот… Я имел в виду, что не понимаю, почему ты не можешь мне ответить.
Я пригубил вино, в ресторанчике тихо играла музыка, и Яна спросила:
– Это ты с Зузанкой Черной ходил в ту кондитерскую?
– Нет, – покачал я головой, – не с ней.
– Много же у тебя было женщин.
Я снова покачал головой:
– Ошибаешься, теленок.
– Будь любезен, не называй меня так, – помрачнела она.
– Хорошо, – поправился я, – не теленок.
– Ас кем же ты туда ходил?
– Со своей бывшей женой, но это было давно.
– Все равно, у тебя были женщины, так что ты не можешь меня упрекать.
– А я тебя разве кем-то попрекал?
– Тем парнем в «Букашке».
– Я вовсе не попрекал, – вежливо объяснил я, – я просто спросил.
– Да, – настаивала Яна, – у каждого из нас свое прошлое, ведь так?… У каждого человека есть какое-то прошлое, и, по-моему, надо его уважать.
– Это зависит еще и от того, – усмехнулся я, – в каком возрасте человек начинает приобретать себе прошлое.
– Ты это о чем? – с беспокойством спросила Яна. – О том, сколько лет тебе, а сколько мне?
– Да хотя бы и об этом.
– Глупости, – сказала она неуверенно, – мы же взрослые люди, правда?
– Тебе виднее, насколько ты взрослая, – улыбнулся я.
– Значит, я не ошиблась, когда записала тебя в итальянцы, – Яна горестно покачала головой, – еще тогда, в понедельник, в «Ротонде».
– Да что же, черт возьми, во мне итальянского?
– Ты никогда не смотрел итальянских фильмов?
– Конечно, смотрел, ну и что?…
– Итальянцы тоже ужасно ревнивы, – объяснила мне Яна. – Сами вытворяют что хотят, но если девчонка потеряет невинность, так…
Я рассмеялся, и Яна обиделась.
– Ты! – блеснула она гневно глазами. – С этим не цепляйся ко мне больше, ладно?
– Хорошо, – согласился я, – не буду к тебе цепляться. Но мне все еще непонятно, откуда ты обо мне столько всего знаешь.
– И с этим тоже ко мне не цепляйся, – отрезала Яна. – Если не хочешь, чтобы я сию же минуту ушла, давай говорить о чем-нибудь другом.
– А ты думаешь, – усмехнулся я, – мне не стоит хотеть, чтобы ты ушла?
Она покраснела, но набралась-таки смелости:
– Да, думаю, что не стоит.
– Звучит многообещающе, – сказал я раздумчиво, – и даже обязывающе.
Ее лицо окончательно залил пурпур.
– Перестань, Честмир, а то я и правда уйду.
– Моя жена, – сказал я, – всегда называла меня Честмиром, когда особенно любила.
– Зузанка Черная?
– Нет, Геда, та, с которой я развелся. Зузанка, наоборот, звала меня Честмиром, когда злилась.
– Интересно, – саркастически сказала Яна. – А как звучит имя Честмир у меня?
Я пожал плечами.
– Откуда я знаю? Время покажет.
– Ты что-то слишком самоуверен.
– Да нет, – сказал я, – ничего подобного. Но ведь всем известно, что рано или поздно тайное становится явным.
– Как же, как же, – сказала студентка первого курса философского факультета, – даже кантовская «вещь в себе» познаваема в тех отношениях, в каких она является нам.
– Очень может быть, – сказал я, пожав плечами. – Я-то учился на юридическом…
– И окончил?
– Нет.
– Почему?
– Потому что мне было неинтересно.
– А то, чем ты занимаешься, тебе интересно?
– А чем таким я занимаюсь? – спросил я осторожно.
– Ты играешь и пишешь тексты, – сказала Яна, – насколько мне известно. И это, значит, тебе интересно.
– Этого я не говорил. Но ты, кажется, знаешь обо мне все.
– Не все, – сказала Яна, – но кое-что. Совсем немного. Не знаю, например, сколько девушек было у тебя до меня.