Мишелю 17. Он сидит с матерью и Ру-ру в кафе, потерянный и страдающий от несостоявшейся любви. Это самый грустный день рождения, не считая того, который следовал после смерти любимого им деда. Кажется, он ненавидит свои дни рождения. Пицца на столе горячая и ароматная, словно живая, в отличие от того, как чувствует себя парень. Больше всего на свете он хотел быть сейчас с Мари, но слишком много «не» говорят против этого: нелогично, неразумно, не нужно, невозможно… Бывшая одноклассница, правда, сама писала несколько раз и предлагала встретиться, чувствуя, что теряет своего поклонника, однако вмешалась мать Мишеля и довольно жёстко потребовала от девушки прекратить преследовать её сына, в противном случае та свяжется с родителями Мари. И последняя в одночасье оборвала все связи с молодым человеком.
Мать Мишеля была воодушевлена и даже, скрепя сердце, махнула рукой на невозможное экономическое поприще сына: находясь рядом с ним несколько дней после того инцидента, она нашла его наброски, эскизы, но что гораздо важнее – незаконченные картины своего отца, которые уже его внук смог довести до ума. И это стало для неё откровением! Это же идея на миллион! Внук, который унаследовал талант деда и превзошёл его! Не это ли лучшая реклама для будущих свершений?!
Мишель хотел было из принципа отказаться от поддержки матери в поступлении в художественную школу, но… Он снова стал видеть Эжени. И как в детстве её прекрасные нежные кисти, превращаясь в голубя, летали подле него. И чем больше времени они проводили вместе, тем всё лучше и чётче он видел его прекрасную гостью: лицо, линию шеи, ключицы, стройные ноги... Пока однажды…
– Мишель? – окликнула Эжени молодого человека, сидящего снова на чердаке. – А вот ты где! Мишель, мне кажется, что….
– Боже, как ты прекрасна! Весь твой облик… как я раньше не замечал этого?! – перебил её Мишель и уставился на неё.
– Что? – оторопела девушка. – Ты хочешь сказать, что видишь меня полностью? Всю? От макушки до пят? Да?
– Да! Как, скажи мне, как я раньше мог этого не замечать?!
– Просто тебе нужно было время, чтобы набраться храбрости.
– Для чего?
– Чтобы взглянуть на меня и встретиться со мной лицом к лицу, ведь теперь твоя жизнь уже никогда не станет прежней. Твой дед до самой смерти пытался это сделать. Я всегда знала, что ты – особенный!
С того самого дня Эжени стала смелее, жарко прижимаясь к его спине всем телом и дразня своими чувственными губами, раз за разом отказывая тому даже в поцелуе. Ещё не время, надо подождать.
За неделю Мишель рисует вступительную работу и сдаёт её, точно зная, что поступит. Он изобразил Мари, чей облик принимала Эжени, помогая воскрешать в памяти когда-то любимые черты лица. Девушка на рисунке в джинсах и повязанной на бёдрах толстовке делала шаг по пустым черепам, на лбу каждого из которых было написано «Мик», и скомканным бумажным розам, держа в правой руке, вытянутой словно в военном призыве, телефон, а по левой словно змеи ползло и сплеталось одной и то же слово: «Сечёшь?». Из заднего кармана джинс были видны купюры.
Конечно, он поступил. Ему даже предложили стипендию и общежитие. Мишель был уверен, что мать не отпустит его, однако она сделала обратное, что не мешало ей каждую неделю справляться об учёбе и требовать присылаться все эскизы и работы: при разговоре с любым деятелем искусства или оценщиком она обязательно показывала эти фотографии.
Мишелю 17, и он уже знает, что с Эжени будет нелегко и порой невыносимо, однако меньше всего на свете он хотел бы лишиться её.
Продолжение следует...
[1] «Прости, мама» (фр., прим. автора).
[2] «Какой странный мальчик!» (фр., прим. автора).
[3] « Не так ли?» (фр., прим.автора)
[4]«Боже мой!» (фр., прим.автора)
2. Голуэй
- Голуэй 1 -
Винсент сидел в кафе на одной из улочек родного и любимого Голуэя и осторожно грыз стенки чашки, в то время как его мысль исступлённо работала: начинающий писатель старался вывести хоть одно стоящее слово в блокноте.
Блокнот был новым, куплен всего день назад. С фотографией галактики туманности «Око», которая совсем не вдохновляла его, ведь он предпочитал выбирать однотонные обложки. Но вчера он решил, что называется, выйти из зоны комфорта и взял ежедневник с фотографией космоса.