– Что за глупый вопрос?! Конечно! – мгновенно отреагировал Винсент, не вдумавшись в вопрос своей собеседницы. – То есть… часто…
– Врёшь, – хлёстко, метко. Правда.
Винсент промолчал, пристыженный.
– Я же вижу, что ты считаешь, что эти врачи и вера – удел обделённых, неудачников и зануд, умалишённым. Но послушай, ты уверен, что все богобоязненные люди или те, кто пришёл за помощью, чуднЫе и ненормальные? Противники жизни говорят, что молитва – это пустой звук, коим он является, если произносится без сердца. Они лишают тебя Его, уверяя, что все проблемы можно решить с помощью денег и славы. Вот ты и стремишься только к ним. Наивный мой глупец! Хватит позволять себе глотать, не разжёвывая, ту ложь, которую услышал от противников жизни. Ты так отчаянно пытаешься написать хорошую книгу, но в то же время думаешь о прибыли. Эти вещи не пересекаются специально. А ты всё пытаешься усидеть на двух стульях…
– Так кому мне верить и что делать? – капризным тоном, словно ребёнок, заныл Винс.
Вместо ответа Даниель мученически закатила глаза.
Оставшаяся минута пути прошла в полном молчании. Она незаметно переместилась за его спину и толкнула к дверям Кафедрального собора, а сама куда-то спряталась.
– Что я здесь делаю? Зачем она привела меня сюда? – нервничал Винс, стоя подле церковной ограды, за которой возвышалась церковь. – Можно ли мне зайти?
Собор, который был возведён на месте тюрьмы, в которой надзиратели истязали заключённых, всегда тревожил Винсента. Он знал: внутри увидит невероятной красоты витражи, тончайшие роспись и резьбу, услышит церковные и народные песни… И вместе с тем, хоть он и не был узником, который подвергался насилию, но ему всегда казалось, что вот-вот и из-за колонны покажется измождённая фигура в отрепьях и кровоподтёках.
Он мог бы сейчас развернуться и уйти прочь, но вдруг из дверей собора вышел священник и… посмотрел на Винса. Больше ничего. Просто посмотрел. Винс поколебался инее желая, чтобы его сочли сумасшедшим или странным, быстрым шагом прошёл мимо священника, глядя себе под ноги и юркнул в угол церкви, будто прячась от кого-то. Он почувствовал моральный долг перед незнакомцем. Как же это глупо! И поддаться её уговорам, и войти из-за вопрошающего взгляда священника, и по-ханжески сидеть здесь, по сути являясь агностиком. Винсу было всё равно, если ли кто-то наверху, как его зовут и как этому великому надо служить. Это его совсем не волновало с тех пор, как можно было не посещать церковь по воскресеньям. Однако… спустя столько лет, оказавшись по эту сторону каменных стен, он невольно ощутил покой и умиротворение. Он не собирался идти на исповедь, хотя наверно следовало бы, ему просто понравилось смотреть на витражные окна и наблюдать за редкими для этого времени суток прихожанами, гадая, какая нужда вынудила их прийти сюда.
Даниель не просто не села рядом с ним, но фактически бросив его, бродила где-то, дразня цветочным ароматом своих духов.
Пока Винс вспоминал, можно ли уходить с проповеди или надо остаться до конца, священник рассказывал о том, как важно уметь прощать самого себя и людей из прошлого, чтобы душа могла очиститься и не нести в себе обид.
Сделав вид, что у него зазвонил мобильный телефон, молодой человек пулей вылетел из церкви, кляня себя на чём свет стоит.
А несколько дней спустя в его жизни объявился кое-кто из его школьного прошлого…
Винсент повесил телефонную трубку и ему показалось, что дом затрясся от мстительного смеха и его дух заскользил по стенам, по ступенькам, под циновкой наверх к Кларисс, доложить о намечающейся встрече. Винс надел куртку и, холодно взглянув на лестницу, молча вышел вон: они повздорили с Кларисс, никто не хотел мириться.
Он пришёл вовремя, кафе действительно было уютным и просторным. Ровно семь. Она опаздывает.
Семь ноль пять.
Заказать что ли кофе? Не сидеть же здесь как болван перед пустым столом! С другой стороны, что она обо мне подумает? Хотя какая разница?! Нет, подожду…