– Мне нужен свет, – подумал Мишель, изо всех сил дёргая ручку окна на себя. Почему-то ему вспомнилась фраза деда. – «Свет позволяет лучше видеть тень».
И тут нежные, словно прозрачные женские руки накрыла его ноющие ладошки. Вместе они потянули замок и свет открывшегося мира почти ослепил Мишеля, он часто заморгал и отвернулся от солнца.
– Почему Вы раньше не пришли? – спросил он девушку, которую видел лишь частично из-за тени. – Я ходил с маман на аукционы, надеялся увидеть Вас там.
– Я знаю, но ты был так зол и расстроен из-за того, что картины твоего деда уходили с молотка, мне было не подступиться.
– Их скупали так неохотно, кривя губы и морща носы… Но я помню, сколько сил он тратил на каждую из них! Как они могут?! Один мужчина сказал другому, мол, эти рисунки будут неплохо смотреться в коридоре его загородного дома. Но я…
– Не рви себе сердце, малыш, ты уже плакал из-за этого, не входи снова в этот ад, – ласково улыбаясь, твёрдо прервала его незнакомка.
– А как Вы сюда попали? Дедушка дал ключ?
– В своём роде, – прозвучал уклончивый ответ. – Тебе здесь нравится? – Девушка пересекла комнатку и села в старое покрытое пылью кресло. – Грязновато немного, но, по-моему, здесь чудесно, не так ли? – она наклонила голову в сторону, и её локоны игриво коснулись солнечный лучей, заблистав бриллиантами.
– Я хочу… – мальчик нервно потёр руки, по которым словно прошёл мелкий ток, – я хочу нарисовать Ваши руки. Немедленно.
Метнувшись вниз в свою комнату, он схватил первые подвернувшиеся под руку бумагу и карандаш и со всех ног бросился назад, боясь, что девушка ушла. Но она продолжала сидеть в кресле, загадочно улыбаясь своим мыслям. Её длинные пальцы перебирали невидимые струны в солнечном луче. Мишель бросился перед ней на колени и принялся быстро-быстро водить по листу карандашом.
– Тебе достаточно света? – немного насмешливо поинтересовалась нежданная гостья.
– Да, – коротко ответил Мишель, недовольно морща лоб. – Сидите спокойно, пожалуйста.
Девушка состроила комичную рожицу, но, встретив хмурый взгляд Мишеля, жестом пообещала ему вести себя подобающе.
Мишель рисовал как заведённый, не чувствуя ни голода, ни ненависти, ни усталости, ни тревоги. Он водил грифелем по листу и чувствовал такой прилив сил, такую радость, такое упоение, что ему стало казаться, будто сегодняшний день – это здесь и сейчас, это короткие неверные штрихи на бумаге в окружении пыли и света, это его кроткое отчаяние, когда линия выходит слишком грубой или яркой, это похожее на маленький взрыв счастье, если получилось всё именно так, как он хотел, а всё остальное всего лишь дурной сон, от которого он наконец проснулся.
Однако в очередной раз подняв глаза на кресло, он увидел только кресло, пустое кресло! Он огляделся по сторонам, но его тайны нигде не было. Она ушла.
– Она обиделась, что я с ней совсем не разговаривал! – с отчаянием подумал Мишель, бросая на пол листы и карандаш.
Мальчик попытался встать, но затёкшие от долгого сидения ноги, заставили его упасть пол.
Растерев ноги, Мишель осторожно поднялся, взял листы и карандаш и вернулся в свою комнату.
Весь вечер и полночи он сидел за столом, вооружённый разноцветными карандашами, ластиком и ватой. Его никто не беспокоил. Когда его позвали ужинать, он крикнул, что не голоден. На требование матери ложиться спать, он ответил кивком головы. И всё, никто не посчитал нужным зайти к нему и поинтересоваться как прошёл его день, что он делает, не нужна ли ему помощь. Мать и её очередной друг были слишком заняты собой и своими проблемами, чтобы думать о ком-то ещё кроме себя.
Когда Мишель наконец отложил карандаши в сторону и с довольным видом спрятал своё сокровище, он вспомнил, что не сделал домашнее задание, однако он так устал, что махнул рукой на это и пошёл спать.
- Париж 3 -
С того дня на чердаке у Мишеля словно начался новая жизнь. Ему казалось, что теперь внутри него поселился солнечный свет, который мягким зудом отзывался в пальцах, требующих свидания с карандашом и бумагой. Это было самое прекрасное ощущение, которое словно наркотик мягким теплом растекалось у него под кожей: давление деревянного цилиндра на подушечки пальцев и нежная шершавость бумаги под рукой.
А ещё… ещё в такие минуты с ним всегда была она – его Эжени.
Девушка пришла к нему во время уборки на чердаке: Мишель хотел именно тут быть как можно чаще, в этом маленьком мирке, полном воспоминаний и наследия деда.
– Мадмуазель, нам надо познакомиться! – сказал мальчик, поприветствовав гостью. – Я ведь так и не знаю Вашего имени.
– Давай поиграем? – улыбнулась она ему. – Догадайся, как меня зовут?