Эжени села рядом с ним и обняла его маленькое вздрагивающее от боли, холода, страха и рыданий тельце, нежно поцеловала в лоб. Мальчик отчаянно подвывал и пытался вырваться из её объятий, но, в конце концов, тепло обволокло его, и он, обессиленный, заплакал у неё на груди.
– Почему ты приходишь ко мне? Не приходи! – измождённо просил он.
– Я не могу, малыш, – извиняясь проговорила она, проводя рукой по его голове. – Я могу уйти на время, но это не сделает твою жизнь проще и счастливее. Именно к тебе я не могу не приходить. Прости.
– Уходи! Уходи! Уходи! – всхлипывал мальчик, но в его голосе не было больше ни злобы, ни отчаяния, ни желания прогнать её. Эжени это знала и не обижалась.
- Париж 5 -
Мишелю 14, и кое-что в его поведении стало всерьёз беспокоить окружающих.
Мишелю 14, и учитель рисования занимается с ним дополнительно абсолютно бесплатно – единственное условие, которое устроило маман, – его работы участвуют в городских конкурсах. О нём уже много говорят в школе и соседних учебных заведениях как о подающем надежды. Маман по-прежнему не ставит на эти детские выставки, поэтому относится холодно: охотно принимает похвалы, но не собирается ни на йоту вкладываться в хобби сына всерьёз.
Мишель знакомится с давлением и высокими ожиданиями от себя. И этого его ломает. Вместо отдыха окружающие говорят, что частая смена настроения юного таланта – это просто черта его характера. Все старательно делают вид, что слёзы и беспричинный смех, возникающие из ниоткуда, не серьёзны.
А Мишель сломлен. Он по-прежнему выжимает из себя все силы, чтобы успевать с учёбой и очередным конкурсным рисунком. У него стали болеть пальцы, кисть, спина, глаза. Он перестал общаться с одноклассниками, потому что всё его время и силы забирали взрослые с их амбициями и встречи с Эжени. Последние теперь перестали радовать его как прежде. Её визиты теперь причиняют мучительную боль и даже ненависть.
Девушка это видит, чувствует, но не приходить не может.
– Как ты себя чувствуешь? – Эжени села справа от мальчика, обнимая его за плечи.
– Я рисую тебя, – не дожидаясь следующего вопроса, нахмурился Мишель, кончиком мизинца растушёвывая линию на листе бумаги перед ним.
– Меня?! – девушка изумлённо вгляделась в нечёткий, будто размытый слезами абрис лица, контур больших глаз… – Но ты же меня не видишь полностью. Или уже видишь?
– Пока не вижу, но мне всё равно. Всё равно!
– Малыш, не думала, что такое скажу, но тебе надо остановиться. Пойдём в наш парк. Ну же, пойдём! У вас как раз есть сухой багет! Голубям понравится… Малыш?
Мишель молчал, упрямо водя грифелем по бумаге.
– Ты улыбаешься, но на самом деле ты плачешь, – вдруг сказал он. Обвиняющий тон заставил девушку сжаться словно под взглядом строгого судьи. – Я вижу это и хотел показать, что это не пугает меня.
Эжени беспомощно огляделась, ища поддержку: всё идёт совсем не так! Его слова такие злые, полные желчи и входящего в силу максимализма.
– Взрослые всегда говорят не то, что думают: вам этого нельзя делать. Вы учите нас быть добрыми и отзывчивыми, честными и открытыми, но на самом деле ничто из этого нам не пригодится в жизни. Чтобы преуспеть нужна жёсткость до жестокости, – тут Мишель непроизвольно от избытка чувств провёл слишком жирную линию, скривился, – пренебрежение к чужому мнению, скрытая враждебность… Я не такой… пока или вопреки – время покажет…
Девушка осторожно положила ладони на его напряжённые плечи.
– Взрослые всё это прекрасно понимают, и они знаю, что именно этим качествам вас научит жизнь, очерствит ваши сердца и поставит крепкие засовы в ваши души… А вот доброте и состраданию она вас не научит, понимаешь? Она просто не в силах вам это дать. Поэтому эти чувства в вас и закладывают в детстве, чтобы, повзрослев, вы не уничтожили друг друга.
– И всё равно это ложь! – маленький человек резко стёр две линии, не угодившие ему. – Зачем через сказки убеждать нас, что любовь творит чудеса, хотя на самом деле все уже давно кажется потеряли истинный смысл этого слова. Вокруг только хищные птицы, которые рвут меня изнутри!..
Эжени почувствовала, как когтистые руки смыкаются на её шее. Взвизгнув, она отскочила в сторону.
– Не уйдёшь, – шипел кто-то в комнате, – не уйдёшь…
Она прижалась к спине мальчика и со страхом наблюдала на костлявыми птичьими лапами с длинными грязными когтями, вылезающими из теней и из-под мебели. Он омерзительно скребли о поверхность под ними, словно силясь вылезти наружу полностью.
– Малыш, кого ты зовёшь? – Эжени встряхнула Мишеля за плечи. – Перестань! Если они выберутся, то я умру! Малыш!