Кейн глубоко вздохнул. Темные глаза его проникали в самую душу Даны. Так уже было однажды. И теперь — как в первый раз. Десять лет пустоты и одиночества остались в прошлом; зияющая рана исцелена. Никто и ничто больше не разлучит их — никогда!
— Весьма польщен… что мне дозволено сопровождать столь блистательную даму, — промолвил наконец Кейн.
Глубоко вздохнув, Дана улыбнулась ему открыто и радостно.
— Кейн, я никогда не искала иного спутника.
На миг в глазах его мелькнула тень боли: но вот он улыбнулся в ответ и протянул ей руку.
— Ну что, идем?
— Идем, — с готовностью ответила она, говоря себе, что боль в его глазах, должно быть, ей просто почудилась.
К тому времени, когда Кейн, взяв ее под руку, подвел к машине, Дана и думать забыла об этом мимолетном облачке на ясном небе их настоящего. Кейн усадил ее на пассажирское сиденье, бережно уложил шлейф и закрыл дверцу. Затем он скользнул за руль. Теперь мы вместе, подумала Дана, когда Кейн наклонился и вставил ключ в зажигание. По-настоящему вместе.
Кейн приказал себе трогаться. Дана не захочет снова возвращаться к преодоленной боли. Для нее прошлое осталось позади. Ее встреча с Глэдис в минувшее воскресенье доказала это яснее ясного — Дана готова все забыть и простить. А сейчас она с ним, и все в ней — и расслабленная поза, и выражение лица, и блеск глаз — подтверждает, что она счастлива.
Однако Кейн не мог тронуться в путь. Не раньше, чем исправит несправедливость, которая, окрасив все его отношение к Дане, причинила ей огромную и незаслуженную боль. Прежде чем отправляться в путешествие по жизни, он должен все расставить по местам.
Он откинулся на спинку сиденья и взял руку Даны в свою — чтобы облегчить душевную ношу, Кейну необходимо было к ней прикасаться. Дана подняла на него удивленные глаза. Кейн переплел ее пальцы со своими и, глубоко вздохнув, приступил к нелегкому разговору:
— Дана, я всегда считал, что ты любила меня меньше, чем я тебя. Это можно понять — ведь ты бросила меня, сбежала за океан…
Дана судорожно втянула в себя воздух, глаза ее округлились. Очевидно, она сочла его слова неожиданной атакой.
— Но все было не так, — торопливо продолжал он. — Ты уехала, потому что в больнице, где доктора латали мою сломанную челюсть, встретилась с моей матерью. У вас был тяжелый разговор. Ее обвинения, ярость твоего отца… подтолкнули тебя к решению, будто самое лучшее, что ты можешь для меня сделать, — это исчезнуть из моей жизни.
— Да, — прошептала Дана. — Я не хотела, чтобы ты страдал из-за меня. А твоя мать…
— Она все мне рассказала.
— Когда? — изумленно спросила Дана.
— Несколько дней назад.
— После… воскресенья?
— Да. Все эти годы… я ничего не знал… воображал, что ты ищешь себе более подходящих мужчин…
— Нет! — вскрикнула она, стиснув его руку.
Кейн понял, что говорит слишком резко, и постарался смягчить тон.
— Если бы и так — после всего, что ты выслушала от моей матери, я не мог бы тебя в этом винить. Я просто хочу объяснить… Я потерял веру в тебя — поэтому, когда мы снова встретились, не хотел впускать тебя в свою душу.
— Но все же впустил, Кейн, — еле слышно прошептала Дана.
— Почему ты ничего мне не рассказала? Зачем позволила мне презирать тебя?
— Она твоя мать. Ты просто мне не поверил бы.
Этого Кейн не мог отрицать. Он знал, что Глэдис в те годы была способна на многое, — но трудно было поверить, чтобы она решилась нанести убитой горем молоденькой девочке столь хладнокровный, расчетливо выверенный удар. Сердце Кейна содрогалось от боли и горя, когда он слышал, какими словами Глэдис называла Дану, в каких грехах ее обвиняла, с каким злобным искусством сумела заставить ее счесть себя последней дрянью, повинной во всех несчастьях Кейна.
— Дана, все это было ложью. Ложь, что из-за встреч с тобой я забросил занятия. Ложь, что собирался прекратить учебу. Она ненавидела тебя, потому что завидовала богатству твоего отца: самой ей всю жизнь приходилось работать на износ, а тебе — так она считала — все доставалось без труда. Профессия врача для нее символизировала жизненный успех — вот почему она так настойчиво толкала меня в медицину. А в тебе она видела препятствие на моем — а точнее на своем — пути.
— Может быть, так оно и было, — уныло пробормотала Дана.
— Нет. Я не чувствовал влечения к хирургии, а заработать приличные деньги можно и во многих других областях. Мать просто не могла вынести, что моя жизнь сосредоточилась не на ней, а на тебе.
— Наверное, то же чувствовал и мой отец.