35
Настал день королевского бала. Горничные с утра стали меня мучить: терли, мыли, натирали чем-то, опять мыли. Потом вытащили из ванны, посадили перед зеркалом и стали завивать волосы. Отпустили только на обед, а потом все с начала. Я с тоской смотрела в окно, за которым порхали первые осенние листья, устилавшие дорогу желтым ковром, хотелось плакать. Стала клевать носом. Одна старая, мудрая служанка принесла кресло, в которое положила подушку, завернула меня в одеяло, усадила в кресло, подложив под голову маленькую подушку, откинув волосы, а под ноги пуфик. Я заснула. А они продолжали заниматься моей головой, лицом, руками. Разбудили меня, когда прическа была почти готова, а макияж и маникюр в полном соответствии с моей просьбой. Одели платье, подала самодельную диадему, которую они аккуратно прикрепили к волосам, одели серьги, цепочку с кулоном и кольцо. Драпир-шаль последний штрих. Все ахали от восторга.
Я решилась подойти к зеркалу. Сама себя не узнала. Я давно почувствовала, что здесь я как-то изменилась, мне можно было дать и двадцать пять, и сорок, как будто здесь, в этом мире, отсчет моей жизни остановился. Вот и сейчас разглядывая себя в зеркале, не узнавала себя. На меня смотрела девушка лет двадцати-двадцати пяти большими серо-зелеными глазами, опушенными длинными ресницами и тонкими бровями. Губы, покрытые нежно-розовой помадой, были припухло-соблазнительные. Длинные белые локоны сверху сплетались в легкие косы, на которые прикрепили мою диадему из зеленых листьев-камней и серебра. Платье нежного зеленого цвета с растительным орнаментом из более зеленой нити было на кокетке, которую охватывал зеленый атласный пояс-лента, с открытой шеей. Рукав - средний фонарик, обшит кружевом, как и горловина. Само платье ложилось волнами и имело две нижние юбки. Низ платья особенный: спереди – чуть укороченный так, чтобы я могла двигаться, не наступая себе на подол, и зеленая туфелька кокетливо чуть-чуть выглядывала из-под подола, а сзади – удлинен подобно шлейфу, но короче. Драпир-шаль, сшитая из прозрачного зеленого эльфийского шелка, надевалась на руку до рукава-фонарика, облегала руку подобно перчатке, обшитая серебристыми кружевами вкруговую, скреплялась серебряным легковесным двусторонним крепежом в виде цветка на горловине, оставляя приоткрытой грудь и декольте. Если расстегнуть шаль, то она ложилась на плечи или на талии красивой драпировкой. Словом, вышло так, как я желала.