— Шарики отпустили меня и, запрыгав в прощальном танце, улетели в небо. Всё дальше и дальше… Свет их был таким же ярким, как и прежде, но теперь почему-то совсем не жёг глаза. Они поднимались и поднимались, пока не улетели к звёздам. Если, конечно, они сами всё это время не были маленькими звёздами…
— Даже после того, как вы уйдёте на упокой к старости лет, — опять вмешался рыцарь, — впитавшие ваш Свет ученики останутся жить. И сами будут обучать уже новых учеников. Возможно, вы с ними даже спасёте этим Светом отчаявшиеся души, которые, как и вы когда-то, потеряли смысл жизни и хотели с ней покончить.
Даэсса слов на ветер не бросала. Ещё после слов «уйдёте на упокой» она подошла к стойке и схватила первый попавшийся под руки поднос, замахнулась им и собиралась хлопнуть болтливого дворфа по затылку, но вовремя остановилась. Дело говорит, старый пень.
— Да! — согласилась Алихель. — Именно это они сказали мне на прощание. И именно этим я и решила заняться. Я постаралась забыть о прошлой жизни и посвятить её остаток служению Свету. Я дала себе слово, что буду одинаково почтительно относиться к прихожанам всех рас и полов, но в то же время буду любыми доступными способами препятствовать проникновению в это святилище всех, кто эту кропотливо созданную атмосферу может разрушить.
— Ты говорила, что помимо меня у тебя не было других учеников, — поинтересовался Аврорий. — Почему? Разве не нужно больше?
— Хороший вопрос. Сколь бы сильно меня ни поддерживало сердце, я всё ещё сомневалась, что могу со своим «светлым» характером правильно научить кого-нибудь. Ты должен понимать, какая это большая ответственность. Я же буквально создала свой собственный храм, где исповедую свою собственную веру, которая подразумевает какие-то одной мне понятные догмы. На фоне официальных церквей я — выскочка. Поехавшая. Культистка, если можно это так назвать.
— Сектантка… — предложил дворф.
Барменша, не жалея сил, крепко огрела его подносом по затылку. Он не стал возражать. Заслужил. Хотя ему, ввиду некоторых прочно устоявшихся профессиональных качеств, походу, от этого удара было ни горячо ни холодно.
— Не пойми неправильно, — продолжила Алихель, — но я хотела на тебе «потренироваться». Попробовать, смогу ли я своей философией воспитать человека, которым буду гордиться.
— У тебя получилось? — аккуратно поинтересовался Аврорий.
Наставница широко улыбнулась.
— Получилось. Даже лучше, чем я могла себе представить в самых смелых ожиданиях. И теперь я готова распространять свой Свет на новые горизонты.
— Ура! — во всё горло заголосил дворф, победоносно подняв руку вверх.
— Ура-ура! — поддержала его барменша, залпом опустошив стакан свежевыжатого каштанового сока.
— А что насчёт лица? — всё не успокаивался Аврорий.
— Я не хотела, чтобы прихожане относились ко мне предвзято. Да, признаю, это было неискренне и даже по-свински с моей стороны, но… Мной всегда интересовались единицы. Не хватало ещё, чтобы они уходили, даже не попытавшись поговорить. Никому это, поверь, не надо было. Ни мне, ни им.
— А мне почему не показывала? Лично мне, в стороне от чужих глаз.
— Ну, я же сказала, что дала обещание относиться ко всем одинаково почтительно… Не обижайся, пожалуйста, но я не хотела ни для кого делать исключений. Не хотела, чтобы кто-то был «более достоин», чем другие. — Она выдержала небольшую паузу. — И ещё кое-что. Не называй меня, пожалуйста, Алихель. И вы двое тоже. Я хотела забыть о прошлой жизни — я благополучно о ней забыла. И, опять же, не хочу ни для кого делать исключений. Я — Аврора. Хорошо?
— Кстати, о прошлой жизни… — вдруг вспомнила Даэсса. — Не желаешь поговорить с родителями?
— Они здесь? Так никуда и не переезжали с тех пор? Где они?
— Они, ну… прямо тут, прямо вот.
Даэсса застенчиво указала пальцем в сторону. Все обернулись.
Притаившись в нескольких метрах от таверны, под деревом стояли двое немолодых эльфов и всматривались в сидящую за столом эльфийку. Они узнали друг друга! Крепко сложенный широкоплечий мужчина, раскрыв рот от удивления, не мог произнести ни звука, а хрупкая стройная женщина, тихо охнув, стыдливо прикрыла руками лицо и навзрыд заплакала.
— Мама!? Папа!? — обомлела Аврора.