Несчастье – заставляет задумываться, учит мыслить. Кому эта истина ближе, пусть вспомнит слова апостола Павла о «жале, данном в плоть». Леонид Советников получил тяжёлую травму в молодые годы. (Сужу о его судьбе по личному опыту, попав в схожую ситуацию уже на исходе жизни.) Удивительную ясность духа вынес он из этого испытания. Может, поэтому душа его стала осязать яркую радугу Памятины, соединяющей нас с небом и вечностью. Живое слово помогло ему восполнить жизнь.
Вербы
Природа не любит ущерба.И вот не во льдах, а в теплеЗастыли три веточки вербы,Тоскуя по доброй земле.
Поверили, видно, бедняжки,Что полное счастье дано;Корнями блуждая в стекляшке,Мечтали попасть за окно.
Где снег был глубок и печален,Земля для любви холодна,Сегодня так много проталин!И все без стеклянного дна.
«Клубок покатился… Мурлычет кошка…»
Клубок покатился… Мурлычет кошка,Об руку трётся, глаза прикрыв.А в комнате – солнечная дорожкаИ тишины золотой налив.
Окошками света стена богата,А кресло – пятнами, будто в нёмЦветными клубочками спят котята,Свой рай блаженным обняв теплом.
Константин Кокорин «Кот Скай». Акварель, бумага, 20 х 30, 2015.
«И смысла не отбрасываю тень я …»
И смысла не отбрасываю тень я —Глухой сорняк неполотой гряды;Сон для меня, что дождик для растенья,Как будто в уши налило воды.
И бабочка порхает над теплицей,И зайчик солнца прячется в дресве;Боярышник, как истинный патриций,Надёжно сон мой приютил в листве.
Я люблю
Я люблю, когда лучи скупыеДержат мир на тонких волосках,Строя утра замки голубыеНа летучих золотых песках.
Воля не взволнована, как море,Чайкам не завидуют глаза;В отрешённом, безграничном взореУзнаны, как в капле, небеса.
Будто мысль в кольцо любви продели —Так легка, туманна и тонка,Что трепещут перед ней пределыИ дрожат немые облака.
«Заячьим горошком, чёрным лютиком…»
Заячьим горошком, чёрным лютикомЗаросли могилки вдоль реки.Алалыкой, одичалым хлюпикомТам бродил я в детстве, и близки
Стали сердцу знаки запустения,Тайны века, вросшего в покой:Будто все ушли – одни растенияСвоеручничают под рукой.
Луч касается, как тел покойников,Синеватых шпатов полевых…Помню: сердце бабочкою с донниковК ним слетит из царствия живых.
«Я в детстве подолгу любил на юру…»
Я в детстве подолгу любил на юруНацеливать в небо сомнений стрелу,О силе небесной взывая к орлу.Взывал – и Высокий ответил,Что сила над нами подобна орлу,Чей огненный клюв пробивает скалу,А коготь пронзает Вселенной юлуИ времени солнечный ветер!
Мне в юности часто являлись во снеУшедшие – в тлеющем, мрачном огне.Я в поле бежал, к одинокой сосне.Молчал – и Прямая скрипела,Что сила под нами подобна сосне,Чей ствол корабельный увяз в глубине,А корень взрывает могилы на днеМиров, погребённых умело…
Я жил одиноко. И старость пришла.Мой тлеющий разум, как ночь, обнялаОсенняя ранняя тихая мгла —И стал он воистину светел!И эта холодная славная мглаМне жизнь осветила, как только могла.И тихо спросил я: где ж раньше была?Спросил, но никто не ответил.
«День ото дня полней поток забвенья….»
День ото дня полней поток забвенья,Шумят ветра, деревья шелестят,И мотыльков июльские раденьяНе разделяет, не вбирает взгляд.
Лишь иногда, когда воды свеченья,Волненья трав и овеванья крылТак влюбчивы, так лишены значенья,Я вспоминаю, что и сам любил
Игру надежд, причуды наважденьяСквозь нежной грусти тонкое стекло.Светились, бились капли, и весь день яГлядел, как даль дождём заволокло.
Глядя на камни
Ветер гулял над рекой.Но, розовея щекой,Кокон покоя лелея,Локон вила Лорелея.