— Бедная мама, бывало, звонила и не могла вспомнить, зачем позвонила, — пробормотала Мэрион.
Генри с досадой отмахнулся:
— Ладно. Все это естественно, но вызывает протест. Вот я и протестую. Я выглядел глупым, не являясь таковым. Вот отчего я просто в ярости!
Мэрион кивала. Она горячо соглашалась, делала сочувствующее лицо, а сама с некоторым удовольствием думала о Джордже Харрингтоне. Из этого знакомства могло что-то получиться. Забрезжил выход из кризиса. Это была работа, и, судя по всему, прибыльная. Все-таки удачно, что эта Роуз так «подвела» Генри.
Он допил вино и задремал. Где-то на границе между сном и бодрствованием Генри увидел себя в аудитории, втянутым в дискуссию о Томасе Гоббсе и концепции свободы. Восставший из могилы старинный недруг, окруженный приспешниками, выжидательно смотрел на него. Комната качалась. Один из приспешников встал и объявил, что вагон-ресторан предлагает напитки, сэндвичи и холодные закуски. Генри проснулся с дикой головной болью и чувством облегчения. Господи, только Гоббса ему сейчас не хватало!
Не задался день и у Джереми Далтона. Он не оставлял попыток помириться со Стеллой, но она либо бросала трубку, либо истерически рыдала. Во второй половине дня к ней приехала сестра, ответила, когда он позвонил, и прошипела, что Стелла сейчас говорить не может и что ему вообще лучше не звонить. Джилл, возможно, сама позвонит ему дня через два. Стелла сегодня была у врача и начала принимать транквилизаторы.
У Джереми не было привычки к адюльтерам. Так, несколько случайных связей, не имевших продолжения. И вот он пойман, осужден и приговорен, и все из-за внезапной перемены планов Мэрион и этой злосчастной эсэмэски. Как-то все это очень… случайно. В каком-то смысле несправедливо. Пока Стелла не прочла сообщение в мобильном, у них все было хорошо. Их семейная жизнь шла своим чередом, как раньше. Он бывал дома, когда позволяла работа, внимательно относился к дочерям. Что до Стеллы, то, если вы женаты почти двадцать лет, о безумной страсти речь не идет, так ведь? Но у них были хорошие отношения. Да, Стелла склонна к депрессии и бурно на все реагирует, но он научился жить с этим, управлять ею, что называется. Она очень зависела от него, он знал это, старался ей во всем потакать, в общем, они неплохо ладили. В смысле секса все было прекрасно, если только Стелла не пребывала в одной из своих депрессий, да и он не из тех мужчин, которым всегда кажется, что на чужом лугу трава сочнее. Но вот появилась Мэрион. Она так вдохновляла его, с ней постоянно хотелось говорить… Он втянулся прежде, чем сообразил, что происходит. Ему было хорошо с ней не только в постели, да и вины он никакой за собой не чувствовал, потому что это не мешало его жизни со Стеллой и девочками. Не должно было помешать.
Но получилось иначе. Все пошло прахом. К тому же влезла эта проклятая Джилл. Если верить ее карканью, то Стелла уверенно движется к очередному срыву. Девочкам сказали, что папа уехал по делам на неопределенное время. Мэрион утешала его по телефону успокаивающе трезвым голосом: «Послушай, просто выжидай, постарайся отодвинуть это противную сестрицу на задний план, поговори со Стеллой, когда успокоится. Через неделю-другую она будет смотреть на эту историю совсем иначе». Мэрион при этом не говорила: «Знаешь, нам-то с тобой тоже надо подумать, как быть дальше. Надо решить, чего мы хотим», и он был благодарен ей за это. Джереми не знал, чего хочет, но не сомневался в том, что не желает никаких сильных потрясений. Дела на финансовом фронте шли неблагополучно, и ввязываться во что-то, требующее расходов, ему сейчас было не с руки. Тем более в развод.
Джереми может показаться фигурой несколько противоречивой. Человек, занимающийся, по сути дела, приобретением отходов, их переработкой и реализацией, проводящий бо́льшую часть времени в поисках старинных дверей, тазов, горшков, подставок для пивных кружек, чугунных радиаторов, которые кто-то выбросил, а кто-то радостно купит, имеющий дело с хаосом, но в то же время нуждающийся в стабильности и порядке. Ему необходим его тщательно отремонтированный фермерский домик в Окстеде. И девочки, и Стелла.
Джереми вовсе не считал свой товар мусором, а себя — удачливым бомжом. Конечно же нет. Он оценивал себя как знатока, квалифицированного эксперта, изучал каталоги продаж и сайты агентов по недвижимости. Джереми за версту чуял, где будут сносить дом, был готов примчаться сразу же, как только уйдут рабочие. Он знал, как надо разговаривать с потенциальным продавцом: небрежно держаться, скрывать свой интерес, прежде чем ты наконец-то вручишь ему пачку купюр и вызовешь по телефону ребят-грузчиков. Ему был знаком азарт погони, радость открытия: каминная полка, торчащая среди кучи булыжников, витраж, притаившийся за грудой искореженной кухонной утвари. Никогда не знаешь, на что можешь наткнуться, но когда увидишь настоящую вещь — мимо не пройдешь. Он умел вдохнуть новую жизнь, казалось бы, в ни на что не годный предмет, заронить искру заинтересованности в сердце клиента. Часы из зала ожидания на железнодорожной станции, кованые ворота, необычная плитка, церковная скамья…
У Джереми была страсть — да, именно это слово здесь подошло бы. У него была страсть к охоте за вещами. А она заразительна. Энтузиазм Джереми, поток информации, который он обрушивал на людей, так их воспламеняли, что они уже не понимали, как это так долго могли жить без этой, например, каминной решетки в викторианском стиле. Джереми был скорее не торговец, а евангелист. Ему хотелось, чтобы другие разделили с ним восхищение тем, что время безжалостно отринуло. Люди выходили с его склада не только с викторианской каминной решеткой или зеркалом эпохи Эдуарда, но и с ощущением, что здесь их научили видеть и ценить прекрасное.
Именно эти качества Джереми и привлекли Мэрион в самом начале.
Ей нравилось бродить с ним по складу и слушать его пояснения:
— …Вот это на прошлой неделе в том необыкновенном замке в Уэльсе. Надеюсь, никому оно не понравится — я просто не смогу с ним расстаться. А вот сюда посмотрите…
Ей тоже была знакома радость открытия, узнавания, этот стремительный наплыв… Она сразу прониклась теплотой к Джереми, он был ее человек. Почему Гарри был не такой? Но Гарри, бывший муж, — это уже история. Честно говоря, она нечасто о нем вспоминала и замены ему не искала. Даже когда появился Джереми, она воспринимала то, что с ними происходило, как упоительное, неожиданное приключение. Но теперь они скомпрометированы, загнаны в темный угол вины. Они даже виновнее, чем на самом деле, из-за экстравагантной реакции Стеллы.
Теперь о Стелле.
Итак, Джереми спокоен и прагматичен, он здраво реагирует на то, что предлагает ему жизнь. Стелла вся напряжена, закручена как пружина, всегда ожидает удара: кто-нибудь из девочек сломает руку или ногу, у Джереми обнаружат рак, дом обрушится. А пока этого не случилось, есть же грипп, заглохший мотор автомобиля, кот, которого переехал мотоцикл, засорившаяся труба… Ох уж эта труба!
На самом деле со Стеллой никогда не случалось ничего серьезного. Она редко болела, никогда сильно не нуждалась в деньгах, ее дети росли здоровыми и послушными. Джереми когда-то влюбился в нее и женился на ней, потому что она была маленькая, аккуратненькая и очень хорошенькая. Они встретились в подходящее время. Доступность объекта в нужный момент — причина, по которой заключается большинство браков. Он сказал ей, что обожает ее, и тогда это было чистой правдой. Она с радостью ответила ему взаимностью.
Это было двадцать лет назад. Вскоре обнаружилось, что Стелла склонна к унынию. Никакого особенного несчастья не требовалось, она могла пасть духом без всякой видимой причины. Тот памятный срыв несколько лет назад, пугающие названия лекарств, необходимость во врачебном вмешательстве!