— Лопнут они у тебя, лопнут, — ворчит Папелка, — на мелкие части разлетятся, если не образумишься. Чего тебе понадобилось ночью на горке вместе с этим упрямцем?
Кривой Веве улыбается, поскольку от улыбки да от шутки он не чувствует боли.
— Разве я не говорил? Мы пошли с Дарие волков посмотреть.
— А если бы встретили волков, что бы тогда было? Ведь съели б они вас!
— Попадись нам волки, мы бы их поймали и притащили домой, чтобы сшить из них шубы.
— Вот поправишься, покажу я тебе волков. Ох и излуплю я тебя, Веве, измочалю…
Кривой Веве поворачивается лицом вниз, откидывает засаленное одеяло и выставляет голые ягодицы.
— Здесь не болит. Бей по этому месту. Бей сколько хочешь.
Папелка не понимает или не хочет понимать насмешки. Она шлепает сына несколько раз и отстает от него. Кривой Веве смеется:
— Совсем не больно! Ни капельки не больно.
— Когда придет отец с Арионом Гончу…
— Не бойся. Тогда я буду визжать, как меня учили, словно поросенок резаный.
Появляется нене Пичике. Он снимает шапку и кладет на пол, возле ног. С дубинкой, которой вчера охаживал по спине Офице Пала, он не расстается.
— А Пэскуцу нет дома?
— Нету, — отзывается Папелка. — На выселки пошел, за Арионом Гончу. Некого было послать за ним.
— Думаешь, он придет, Папелка?
— Думаю, придет. Сообразит, что лучше поговорить здесь, с нами, чем на жандармском посту с Жувете.
— А вы решили, чего с него требовать?
— Всю ночь голову ломали.
— Зерно? Кукурузу? Деньги?
— Зерна у него нет. Кукурузы нет. Что до денег, то у него, как и у нас, ветер в кошельке свистит.
Папелка умолкает. Молчит и Пичике. В хату входят Пэскуцу и Арион Гончу. По взволнованному лицу Ариона я понимаю, что по дороге Пэскуцу выложил ему все, что хотел сказать.
— Этот парнишка?
— Этот, Арион. Я себе места не нахожу. Он всю ночь маялся. И мы вместе с парнем мучились, Арион. Боимся, как бы не потерять его совсем.
У тети Папелки лицо смертельно бледное, губы поджаты, брови насуплены. Она разматывает тряпки, накрученные вокруг шеи Веве.
Арион Гончу подходит поближе, пристально смотрит на укусы. Ему становится страшно. Веве стонет, скрежещет зубами. Потом начинает причитать:
— Ой-ей-ей!.. Ой-ей-ей!.. Умираю!.. Умираю!.. Волчица меня искусала… Кровь мою выпила волчица… Волчица Маргита убила меня…
— Молчи, Веве, успокойся, сыночек… Молчи, Веве… Молчи, родненький, успокойся, милый… Нету счастья от детишек матери…
Чем ласковее уговаривает мать, тем громче завывает этот проклятый Кривой Веве. Он стонет, мечется, перекатывается с боку на бок, словно его поджаривают. В конце концов даже мне становится страшно. Не от того, что я слышу, а от того, что я вижу. Шея у моего приятеля Кривого Веве — сплошная рана. В некоторых местах кожа почернела, словно дно у котелка, в других она синяя. Керосин сжег и то, чего не коснулись острые зубы волчицы.
— Твоя дочка, Арион, твоя дочка. В волчицу поиграла. В волчицу-то она поиграла, а моего парня до смерти довела, Арион.
— Не понимаю, чего на нее нашло. Покарай меня бог — не понимаю, Пэскуцу.
— Пичике, расскажи-ка ты Ариону, чего ты видал. Поведай, чего слыхал, скажи ему, кто на тебя с ножом бросался, убить тебя хотел. Пусть он узнает, что ты этой ночью вытерпел, чего испытал.
С полным уважением хозяева приглашают Ариона Гончу сесть на стул.
Арион Гончу снимает высокую баранью шапку и ставит ее возле опинок. Он так же, как и нене Пичике, не расстается с дубинкой. Сторожа не приходится просить второй раз. Он начинает:
— Спускаюсь я с холма. Дубинку под мышкой держу. Десятичасовой товарняк прошел в Руши-де-Веде. Луна взошла. Куда ни поглядишь, все видать как на ладони. Думаю, нет на поле ни единого человека. Вдруг вижу — бежит Дарие, и слышу, как он кричит: «Караул! Караул! Веве убивают!» Что тут делать? Побежал. Сначала увидел Офице Пала. Сидит на ногах у Веве и держит его за руки. Потом и старшую твою дочку, Маргиту, увидал. Твоя девица — ты уж, пожалуйста, не сердись, Арион, — грызет парнишке шею, словно волчица. Поносит она его, честит и кусает. Ну просто как волчица, кусает, и все тут, Арион. Вот те крест.
Нене Пичике трижды осеняет себя крестом. Таким образом он, свидетель божий, клянется, что говорит правду, и только правду. После этого нене Пичике оборачивается ко мне за подтверждением:
— Так было, Дарие?
— Так было, нене Пичике, все в точности, как ты сказал.
— Увидев меня, дочка твоя убежала. А Офице Пал, как у него водится, хотел меня ножом прирезать. Только не вышло. Показал я ему, как ножом размахивать! Где теперь его ножик? Вот он.