Я коснулся так слегка моих переездов потому, что описание их не составляет предмета настоящей книги, которая посвящена исключительно рассказу о моих поисках за Ливингстоном, великим африканским путешественником. Я сознаюсь, что это было икарийским полетом журнализма; некоторые называли мое предприятие даже дон-кихотством, но я признал несправедливым подобный эпитет, как увидит читатель из моей книги.
В моей книге часто встречается слово «солдаты». Вооруженный конвой, сопровождающий путешественника по восточной Африке, состоит из свободных чернокожих людей, уроженцев Занзибара, или из отпущенных на волю рабов внутренней Африки, называющих себя «аскари», индийское слово, в переводе означающее «солдаты». Они вооружены и одеты как солдаты, хотя в то же время они заменяют слуг. Я нашел более удобным называть их «солдатами».
Я, может быть, также употребляю личное местоимение первого лица, единственного числа «я», чаще чем позволяет действительная скромность. Но читатель не должен упускать из вида, что я пишу рассказ о моих собственных приключениях и путешествиях, и что до встречи с Ливингстоном главный интерес сосредоточен на мне, моих переходах, моих тревогах, мыслях и впечатлениях. Но если я иногда пишу «моя экспедиция» или «мой караван», то из этого вовсе еще не следует, что я действительно присваиваю не принадлежащее мне право. Читатель должен помнить, что это экспедиция «New-York-Herald», и что я состою наемником Джемса Гордона Беннета, собственника «New-York-Herald».
Еще одна оговорка: я излагаю свои похождения в виде рассказа, так как эта форма повествования, по моему мнению, гораздо интереснее формы дневника и позволяет избегать повторений, за которые так часто упрекали некоторых путешественников.
Полагаю, что приведенных выше объяснений будет достаточно, и потому могу прямо перейти к моему рассказу.
I. Генри Стэнли.
ГЛАВА I
ЗАНЗИБАР
Прибытие в Занзибар. — Прием, оказанный мне капитаном Вэббом консулом Соединенных Штатов. — Жизнь в Занзибаре. — Система торговли с внутреннею Африкою. — Город Занзибар. — Население. — Знакомство с доктором Бирком. — Епископ Тозер.
Занзибар представляет один из плодороднейших островов Индейского океана. Когда я выехал из Бомбея с целью принять на себя начальство над экспедициею @«New-Herald-Tribune», то составил себе понятие, что Занзибар представляет большую песчаную местность, вроде Сахары, с одним или двумя оазисами, окруженную морем, часто посещаемую холерою, лихорадками и различными неизвестными, но, тем не менее, страшными болезнями, населенную невежественными неграми, с большими толстыми губами, похожими на горилл дю-Шалью, которыми управлял деспотический и угрюмый араб. Я не могу дать отчета, каким образом составилось такое извращенное понятие о Занзибаре. Прочтенные мною книги и статьи об этом острове далеко нельзя было назвать неблагоприятными для последнего, а между тем у меня составилось о нем понятие как об острове, исчезновение которого с лица земли было бы благодетельно для человечества. Я не уверен, но мне кажется, что составлению такого понятия содействовало чтение сочинения капитана Бургона «Озерные страны центральной Африки», вместе со многими другими эксцентрическими мыслями. Вся книга, отличающаяся, впрочем, точностию и правдивостью сообщаемых ею сведений, проникнута отчасти желчью, которая отразилась и на моем мозге, потому что во время ее чтения моему воображению представлялся смертоносный поток, который увлекал меня в африканскую страну, отличающуюся вечными лихорадками, из которой не было возврата, как мне нашептывало болезненное воображение. Но хвала блаженному рассвету, рассеявшему страшные грезы, под влиянием которых вы провели мучительную ночь! Хвала письму, принесшему добрые новости, и хвала зеленеющим берегам Занзибара, возвестившим мне «Надейся! Редко вещи бывают так дурны, как их воображают».
Мне пришлось ранним утром проезжать пролив, отделяющий Занзибар от Африки. Возвышенности континента представлялись подобно удлиняющимся теням в сером тумане. Остров находился по нашу левую сторону, в расстоянии только одной мили, погруженный в туман; по мере наступления дня его очертания становились все яснее, пока он не предстал наконец пред нашими взорами в полной своей красе, как одна из драгоценнейших жемчужин мироздания. Он невысоко выдавался над поверхностью воды, но в то же время и не представлял плоской равнины; местами на нем рисовались красивые возвышения, венчавшие изящные вершины кокосовых деревьев, окаймлявших берег острова; в промежутках были видны углубления, где можно было найти прохладу от знойных лучей солнца. За исключением узкой песчаной полосы, через которую с шумом и плеском перекатывались волны, остров казался покрытым глубоким слоем зелени.
В проливе находилось несколько больших лодок, спешивших с распущенными парусами в Занзибарскую бухту, или покидавших ее. К югу, над морскою линиею горизонта, виднелись обнаженные мачты больших кораблей, а к востоку от них масса белых домов с плоскими крышами. То был Занзибар, столица острова, которая вскоре приняла вид красивого обширного города, со всеми признаками арабской архитектуры. Над некоторыми из самых больших домов, примыкавших к бухте, развивался ярко-красный флаг султана, Саид Бургаша, и флаги американского, английского, северо-германского и французского консульств. В гавани стояло тринадцать больших судов, четыре занзибарских военных корабля, один английский — «Нимфа», два американских, один французский, один португальский, два английских и два немецких купеческих корабля, не считая многочисленных лодок, прибывших с Коморских островов, лодок из Моската и Гуча, производящих торговлю между Индиею, Персидским заливом и Занзибаром.
Меня любезно принял капитан Фрэнсис Вэббе, консул Соединенных Штатов, служивший прежде во флоте. Если бы он не оказал мне гостеприимства, то мне пришлось бы поместиться в «Шарлеевском» доме, так названном по имени его владельца, француза, с крючковатым носом и эксцентричною наружностию, который приобрел значительную местную известность готовностию, с которою он давал у себя приют бедным странникам, и вообще своим гостеприимством, хотя и скрывавшимся под угрюмым видом; иначе мне пришлось бы раскинуть свою американскую палатку на песчаном берегу этого тропического острова, что не доставило бы особого комфорта.
Но предложение капитана Вэбба поместиться в обширном и комфортабельном доме и не стесняясь обращаться к нему за всем нужным, позволило мне не прибегать к таким крайним средствам. Один день, проведенный в Занзибаре, вполне убедил меня в моем круглом невежестве относительно африканского населения и других местных условий. Я воображал, что я изучил вдоль и поперек Буртона и Спика, и потому вполне понимаю все значение и важность взятого на себя поручения. Но вынесенные мною из книг взгляды оказались просто смешны: воображаемые прелести Африки вскоре рассеялись и суровая действительность предстала предо мною во всей своей наготе. Я пошел странствовать по городу, и вот, что представилось моим взорам: кривые, узкие улицы, вымощенные известкою, обмазанные белою штукатуркою дома — в так называемом чистом квартале; род будок по обеим сторонам улицы, с банианами в красных чалмах на переднем фасе и различными хлопчатобумажными тканями на заднем, или же наваленные кучами слоновые клыки, или же кучи глиняной посуды, гвоздей и т.п. — в банианском квартале; улицы наполненные зловонием, с существами желтого и черного цвета и курчавыми волосами, сидевшими у дверей жалких хижин, болтавшими, смеявшимися, торговавшими, бранившимся между собою, смешанный запах кож, смолы, растительных и животных выбросов и т. д. — в негритянском квартале; улицы, окаймленные высокими, прочными домами, с плоскою кровлею, с большими резными воротами и «баабами», сидевшими поджавши ноги и сторожившими вход в дом; узкий проливец, в котором помещалось несколько лодок и один или два странных буксирных парохода, увязших бортами в морской ил, оставшийся после отлива; место, называемое «Нази Мойа», или «кокосовое дерево», куда вечером европейцы направляют свои прогулки, чтоб подышать свежим морским воздухом в то время, как солнце склоняется к западу; несколько могил умерших моряков, поплатившихся жизнию за посещение этой страны; высокий дом, где живет доктор Тозер, «епископ-миссионер центральной Африки», и его школа для малолетних африканцев, и много других предметов, которые до того перепутались в моей голове, что я первое время не в состоянии был бы отличить араба от африканца, африканца от баниана, баниана от индуса, индуса от европейца и т. д.