Выбрать главу

— Мне пора. Извини! — не дождавшись моего ответа, сказал через дверь и ушел.

Глава 4

— Ты по-прежнему не считаешь, что нам нужно поговорить? — догоняет меня муж по пути в конференц-зал.

Трубку все эти дни я не брала. Не было желания слушать его. Да и на сообщения не отвечала по той же причине. Пусть подавится своими «Извини, я не хотел». Если бы не работа, была бы рада и сегодня еще Семена не видеть. Раны от обиды уже хоть и не кровоточили, но еще болели. Собственно, болела не только душа, но и тело местами.

Сняв тогда в ванной с себя одежду, просто расплакалась, увидев кровоподтеки на бедрах. И самое паршивое, что этот гадкий поступок по отношению ко мне совершил собственный муж. Не знаю, сколько прорыдала, сидя в душе… Не из-за серьезности травм, нет. Просто они, как печати, легли на мою кожу, свидетельствуя о том, что муж пренебрег мною как личностью, как женщиной, пожелав только мое тело. Я часто в последнее время сомневалась, видит ли он, вообще, во мне ту самую личность? А женщину? Не в постели. А такую, которой дарят цветы, устраивают романтические сюрпризы, ужин при свечах, заботятся, да просто подставляют плечо, то самое сильное мужское… Почему-то ответ на эти вопросы не радовал. И это рвало на части. Взрывалось внутри меня и выплескивалось горькими слезами с хриплыми всхлипами.

Кто-то, как и моя сестра, скажет, что я отчасти сама виновата, потому что постоянно демонстрирую силу и стойкость, словно соревнуясь с мужчинами вокруг. Но как иначе мне отвоевать свое место под солнцем, доказать, что я достойна всего того, чего смогла добиться; что я не хуже их работаю и могу справиться с руководящей должностью?

Нет, я вовсе не стремилась к противостоянию или лидерству в семье, тут, скорее, нашу постоянную борьбу разжигают отношения на работе. Словно стараясь и дома что-то доказать (или хотя бы дома), Семен пытается меня подавить, а я этого страшно не люблю! У меня на все и всегда есть собственное мнение, даже если оно кому-то не нравится. Я с детства видела взаимоподдержку и взаимоуважение между моими родителями, другая модель отношений для меня неприемлема.

То же, что сейчас между нами происходит, вызывает во мне ощущение надломленности, что ли… Потому и позволяю себе поплакать в последнее время. Собственно, от этого состояния и обстановки в целом я и убегаю к сестре так часто. С Семеном я ощущаю, будто камень на душе лежит, или за горло взяли и давят. Вне дома и без мужа я словно подзаряжаюсь.

Но в данный момент никаких слез! Собранность и уверенность! Я не позволю подставить меня или задвинуть на второй план.

— А ты считаешь, что именно сейчас удачное время и место обсуждать нашу личную жизнь, — не глядя на Семена, отвечаю.

— Ты с самого утра от меня бегаешь! — возмущается он.

— Потому что я рабочими вопросами предпочитаю заниматься во время рабочего дня, — разворачиваюсь к нему, остановившись в нескольких шагах от конференц-зала. — Ты тоже попробуй. Тогда, глядишь, и после работы, и по выходным больше времени будет… — говорю спокойно, но с язвительными нотками, и иду в зал.

Собрались уже все. Не хватает только нашего исполнительного и… Волынского. Как и на собрании в пятницу, рассаживаемся с Семеном по разные стороны стола, друг напротив друга, как в разные углы ринга разошлись. Странная ассоциация, конечно, но в данный момент очень удачная.

Волынский появляется через пару минут в сопровождении молодого мужчины, который появился с ним в пятницу, юрист. И как только закрывается дверь конференц-зала, а он становится во главе длинного овального стола, тут же шокирует всех собравшихся новостями…

— Надеюсь, никто не опаздывает? Впрочем, это проблемы опоздавших… А мы можем начинать.

— Сергей Александрович, наш исполнительный… — заговорил финдиректор.

— Я прекрасно вижу, что его нет, — не дал договорить Волынский. — И если вы не будете перебивать меня, даже узнаете, почему.

— Извините, — заерзал на стуле финдиректор.

— Итак, продолжим. Бывший исполнительный директор — ценный кадр, по всей видимости, потому и неудивительно, что прежний владелец компании сделал ему предложение, от которого нельзя отказаться, — слегка улыбнулся Волынский.