— Хи-хи-хи! — раздался пронзительный голосок. — Хи-хи-хи!
— Что такое? — пробормотал маленький король. — Кто-то смеется надо мной? Но кто посмел? Неужели я размышлял вслух? Да нет, наверное, это дятел перелетел с дерева на дерево. Ну и ладно, лишь бы он продолжал стучать. Стучи, дятел!
И тут же дятел снова застучал клювом по сосне. Белочка бесшумно спрыгнула с бука и проскользнула у самых ног Антальцидора, держа в зубах орех. «Дятел на сосне, жаворонок в вышине, — подумал эльф, — все в порядке».
И Антальцидор стал напевать считалочку лесных королей:
И так далее, и так далее, на одном дыхании, без единой ошибки и не пропустив ни одного слога (а иначе ему пришлось бы начинать все сначала).
закончил, наконец, Антальцидор. — Уф!.. — И, довольный собой, перевел дыхание. Теперь он мог быть спокоен: еще один день в его королевстве пройдет без происшествий.
Берегись, Антальцидор! Ты забыл про толстого злопамятного шмеля, которого ты выгнал и обидел и который в это самое время…
Но чем же занят полосатый шмель? Можно подумать, что он тоже забыл о нанесенной ему обиде и мирно собирает мед. Но тогда почему же он старается спрятать в тени свое толстое золотое брюшко с черными полосками, которыми он так гордится? Почему этот хвастун, любящий, чтоб его жужжание слышали все, теперь летает совершенно бесшумно, стараясь проскользнуть незамеченным? Он перелетает с цветка на цветок перед самым входом во дворец и садится то на один, то на другой. На Королевской Поляне много цветов, и они самые красивые во всем лесу. Но два цветка, облюбованные шмелем, самые прекрасные из всех. Это цветок аквилегии, фиолетовый, как вечернее небо, и колокольчик — голубой, как небо утром. (На языке эльфов первый цветок назывался Коломбиной, а второй так и звали Колокольчиком.)
Шмель без устали летал от Коломбины к Колокольчику и от Колокольчика к Коломбине, стараясь производить как можно меньше шума, а Антальцидор улыбался своим мыслям и ничего не замечал.
День медленно клонился к вечеру. Дневной эльф уже начал, как обычно в этот час, поглядывать в сторону Тропы, под лиственным сводом которой вот-вот должен был появиться другой, не менее очаровательный эльф, одетый в черный бархат и ростом с локоток.
А вот и пунктуальный Галадор. Его изящная фигурка четко обрисовалась на фоне темнеющего неба. Над его головой уже блестит первая ночная звезда. Антальцидор посмотрел на него с нежностью: «Какой хороший друг! Какой прекрасный король! И как это он справляется в темноте со своими ночными зверями? Ага! Вот и козодой пролетел. Не нравится мне его бесшумный полет. Поторопись, Галадор!»
Наконец он услышал звонкий голосок своего друга. Опять зазвучала песенка эльфа, но на этот раз, разумеется, вечерняя.
Антальцидор зевнул и улыбнулся.
— Все в порядке? — спросил ночной король.
— Все в порядке.
— До завтра?
— До завтра, — ответил Антальцидор. — До первой трели жаворонка. — И добавил, потягиваясь: — До чего же спать хочется! Пожалуй, сегодня мне даже не понадобится пить росу из Колокольчика.
— Ты осмелишься нарушить закон? — в испуге воскликнул Галадор.
— Конечно, нет, — успокоил его друг. — Если мы сами не станем соблюдать законы, то чего же требовать от других?
И, переступив через поросший мхом порожек, Антальцидор склонился над Колокольчиком, выпил свежую вечернюю росу, скопившуюся в чашечке, и пошел по Тропе Эльфов в другой дворец.
Ни он, ни Галадор не услышали совсем рядом с Колокольчиком треск чьих-то крылышек. Это спрятавшийся в траве шмель не смог сдержать своей радости, увидев, как дневной эльф выпил цветочную росу. Чему же он так обрадовался? Посмотрим, что будет дальше.
Удобно устроившись на троне-грибе, Галадор хлопнул в ладоши и стал отдавать распоряжения на ночь:
— Летучие мыши, взлетайте повыше!.. Открой глаза, сова — Большая голова!.. Дома, ежик, не сиди, на прогулку выходи!.. Жаба, ночью под луной песенки в болотце пой!
И все повиновались: вспыхнули золотым светом глаза совы, высоко взлетели летучая мышь и козодой, вышли на прогулку ежики всей семьей — папа впереди, мама сзади, ежата посредине; а жаба из болотца, невидимая в наступившей темноте, начала мелодично вызванивать свою песенку.
«Отлично, отлично, — подумал Галадор. — Не знаю, как там днем Антальцидор справляется со своими шумными зверями. Но ночью, во всяком случае, все идет как надо. Мой народ послушный и скромный. А как прекрасны тихие ночные часы, когда тьма окутывает лес черным бархатным покрывалом!»
В просветы между ветвями Галадор смотрел на звезды. В траве у его ног, словно изумруд, засверкал светлячок, потом другой, и вот уже десятки светлячков, повинуясь движению рук Галадора, ритмично раскачиваются в темноте, то повисая гирляндами, то рассыпаясь светящимися искрами. Тихо стрекотал кузнечик, и ему вторило кваканье жабы.
А сам Галадор покачивался на троне и напевал вполголоса считалочку эльфов, ту самую, что пел Антальцидор, и так же быстро, как он, ни разу не запнувшись и не переводя дыхания:
И так далее, до самого конца:
Уф, — вздохнул он наконец с облегчением. — Все в порядке. А теперь будем спокойно ждать жаворонка.
Он говорил сам с собой. Но кто-то его подслушивал. Кто? Ну конечно, противный шмель, спрятавшийся на этот раз под Коломбиной. Ликуя, он потирал свои толстые лапки и злорадно думал: «Да, дружок, подождем жаворонка. Когда он запоет, вот будет потеха!»
Один за другим погасли светлячки. Одна за другой померкли звезды. Замолкли кузнечик и жаба. Небо над Тропой Эльфов стало медленно розоветь. Утомленный Галадор уже мечтал о том, как сладко он выспится днем. «Пожалуй, мне тоже нет нужды пить росу из моего цветка. Но нет. Закон нельзя нарушать».
«И потом, — добавил он, улыбаясь, — у меня самый красивый цветок и самая вкусная роса».
Галадор встал, медленно подошел к Коломбине, наклонился над глубокой чашечкой цветка и большими глотками стал пить утреннюю росу. Какая она свежая и почему-то более душистая, более пьянящая, чем обычно. Еще один глоток, еще один… Но куда же запропастился Антальцидор? Ему давно пора быть здесь.