— Я знаю, чтобы пользоваться наследством, десять месяцев в году ты должна работать или выйти замуж. Они считали тебя поверхностной, взбалмошной. Такой же, какими были сами. И ты, конечно, взбунтовалась.
— Джейни, что тут удивительного? Я впервые взбунтовалась в четыре года и с тех пор бунтовала не переставая.
— Нет, я о другом. Ты бы ни за что не вышла замуж, потому что они этого от тебя хотели. Но и задерживаться на одной работе ты бы тоже не стала — тогда, получается, ты стала бы играть по их правилам. А какое они имели право диктовать тебе, как жить? Ведь до этого им было на тебя наплевать.
— Наверное… да. — Молли вытерла глаза. — Только твои мама с папой заботились обо мне. И еще миссис Клозер.
— Молли, мы тебя очень любили. Мы тебя и сейчас любим. Так, как ты хочешь. Ты ведь никогда не подпускала нас близко. Ведь ты считала себя недостойной. Раз тебя не любили родители, значит, в тебе чего-то не хватало, был какой-то изъян, который мы обязательно обнаружим и вышвырнем тебя вон из наших сердец. Милая, ты — настоящий учебник психологии, да еще в карманном варианте. Чертовски заманчивая комбинация.
Молли хотела засмеяться, но вместо смеха получилось какое-то жалкое блеяние.
— Спасибо. Я вижу, одна из нас потратила уйму времени на то, чтобы все это осмыслить. Что еще?
— Тогда ты отказалась от замужества — и пока, мне кажется, к лучшему — и придумала способ жить согласно завещанию и в то же время ему не подчиняться. Стала работать, но на разных работах. Таких, которые не одобрил бы Джерри, — все по-своему. Чтобы придумать такое, нужно вдохновение. Вдохновенная месть. Но ведь ты придумала это десять лет назад. Неужели ты не устала, Молли? Не устала наказывать их? Наказывать себя?
Молли закрыла лицо ладонями.
— Очень устала.
— Ну вот. А теперь расскажи мне про этого дядю.
Молли вскочила с кресла и слова принялась мерить шагами комнату.
— Он… он… я рассказала ему про холодильник мистера Хартцеля.
— Ого. — Джейни села, сцепив руки на коленях. — Тогда это серьезно. Ты с ним спала?
Наконец-то Молли смогла улыбнуться.
— Подумать только, кто меня спрашивает? Последняя девственница Вирджинии и двух соседних штатов.
— Я потеряла девственность в восемнадцать, тебе это отлично известно.
— Ладно, почти девственница. Ну да, мы с ним спали. Мы… занимались любовью.
— Так. Ты уже произносила это слово. Любовь. Знаешь, я думала, что никогда не услышу его от тебя в личном плане.
Молли подошла к окну и стала смотреть на дождь.
— Джейни, мне страшно. По-настоящему страшно. — Она повернулась к сестре, прижимая руку к груди. — Что, если здесь ничего нет? Если он думает, что нашел то, чего на самом деле нет?
— Иначе говоря, что, если ты настоящая дочь своих родителей?
— Да. — Молли махнула рукой на дверь. — Ты видела детей. Лиззи. Бутч. Я их обожаю. А теперь спроси, хочу ли я своих детей. Давай, спрашивай.
— Ты хочешь своих детей?
— Господи, нет, — ответила Молли и отвернулась к окну, к дождю, к мокнущей детской площадке.
— Не веришь, что можешь быть хорошей матерью?
Молли прижалась лбом к стеклу.
— А ты бы поверила?
— Да. Я думаю, в тебе очень много любви. Так много, что ты боишься выпустить ее наружу. Я думаю, мужчина, которого ты разрешишь себе полюбить, станет самым счастливым человеком на свете. И твои дети тоже.
Молли повернулась и увидела, что Джейни стоит рядом, с лицом, мокрым от слез. Как у нее самой.
— Но сначала, Молли, — тихо сказала Джейни, — ты должна научиться любить себя. Потому что ты достойна, чтобы тебя любили.
— Я тебя люблю, — послышался тоненький голосок Бутча. Он стоял в дверях. — Ничего, что я тебя люблю?
Джейни с улыбкой посмотрела на Молли.
— Вот видишь. Непредубежденное мнение. Конечно, он ведь мужчина, а все мужчины тебя обожают. Поцелуй его, потом отыщи Лиззи, и поезжайте домой. Домой, Молли. Кажется, теперь ты знаешь, где твой дом.
Глава 26
Дождь лил и лил. К вечеру он стал только сильнее.
Молли с детьми пообедала в пиццерии, потом позвонила миссис Джонни и предупредила, что они пойдут в кино и вернутся только к ужину.
Не то чтобы ей не хотелось ни с кем встречаться…
Она виделась с Домиником за ужином, но он был страшно занят, три раза вставал из-за стола, чтобы ответить на телефонные звонки, затем и вовсе исчез. Они с Тейлором закрылись в офисе.
Лиззи согласилась, что тащиться под дождем к театру — неприятное занятие, и поэтому они с Молли репетировали в гостиной, пригласив миссис Джонни и Бутча в качестве зрителей. В десятом часу вымытые и накормленные дети отправились спать.
И у Молли остался целый вечер, свободный для размышлений. А размышлять Молли совершенно не хотела. Поэтому она позвонила Джерри домой и попросила его найти трех ведущих на Манхэттене специалистов по ушным заболеваниям.
— Джерри, это для друга.
— Маргарет, кажется, я не давал повода подвергать сомнению свою благонадежность.
Молли сморщила нос.
— Я знаю, Джерри. Ты — само благоразумие. Ты сможешь связаться с ними к завтрашнему дню? Позвони мне на сотовый.
— Может, удобнее факсом? Моя секретарша пришлет. Или вы снова переезжаете?
— Нет, Джерри, я еще не уволилась. По-прежнему здесь.
— Отрадно слышать, что вы нашли работу по душе, но я спрашивал не об этом. А теперь прошу меня извинить, у меня сегодня гости.
— Подкармливаете сослуживцев?
— Нет, Маргарет. Возможно, вас это шокирует, но у меня есть близкие друзья.
— Ой, Джерри, прости. Я, наверное, отрываю тебя от бурного веселья?
Джерри ответил таким тоном, что у Молли чуть сосулька на носу не выросла.
— Прошу прощения?
— Ничего, Джерри, пустяки. Можешь идти. Мне очень нужны эти специалисты, не забудь.
— Да, Маргарет, вы уже говорили. Послушайте…
— М-м-м?
— Вы ведете себя осторожно? Я знаю, что вы сидите с детьми Лонгстрита, что само по себе заслуживает всяческих похвал. Но они люди театра.
Молли улыбнулась трубке.
— Джерри, я же не собираюсь сбегать с бродячим цирком.
— Только потому, что вам это еще не приходило в голову. Не забывайте, ваши деньги — всегда привлекательная добыча.
— Джерри? — спросила Молли. Улыбка сбежала с ее лица. — Я разве не привлекательная?
— Это само собой, юная леди. Вы очень обаятельная молодая женщина. — Молли нахмурилась: в его голосе звучала почти нежность.
— Спасибо, Джерри. Очень приятно. Неожиданно, но тем более приятно.
— Э… да. Простите, меня ждут… гости. Не пропадайте.
Молли кивнула и только потом сообразила, что ничего не сказала вслух.
— Джерри…
— Да, Маргарет, — ответил он, вновь став неприступным дельцом.
— Ты… Джерри, я тебе нравлюсь?
— Простите?
— Я тебе нравлюсь, Джерри? — снова спросила она уже громче. — Я для тебя просто работа или друг?
Джерри молчал так долго, что Молли даже решила, будто он повесил трубку. Но это на него не похоже. Он всегда любил, когда последнее слово оставалось за ним.
— Маргарет, вы всегда были для меня бесконечным источником тревог, непредсказуемой, всегда прекрасной, часто грустной, сложной для понимания дочерью двух в крайней степени эгоистичных людей, которых я знал и на которых вы не похожи благодаря собственному неподражаемому стилю. Я горжусь вами, Маргарет, по-настоящему горжусь. А теперь доброй ночи, вы и так меня надолго задержали.
— Спокойной ночи, Джерри, — сказала Молли, но управляющий уже повесил трубку. — Спасибо.
Она оставила сотовый заряжаться, переоделась в черный облегающий шелковый пеньюар, забралась в постель и нажала «пуск» на пульте телевизора.
Она хотела посмотреть новости, но, переключая каналы, наткнулась на передачу, в которой учили, как из даровой автомобильной рухляди смастерить настоящий карт.
— Что-то из ничего. Ладно, посмотрим.
Затем показывали серию про бурную жизнь одного приемного отделения. Больше всего Молли поразил энтузиазм врачей и медсестер; когда у трехлетнего малыша, сбитого грузовиком, не оказалось никаких серьезных травм, кроме нескольких порезов и синяков, она даже прослезилась.