Отчасти поэтому мне не удалось обидеться на Нэроя в очередной раз. И отчасти потому, что любопытство перевешивало.
- В смысле, я не должна была знать, что так нельзя? Но я не дура, я и так догадываюсь, - «утешила» я некроманта. – Давай попробуем. Я же правильно понимаю, что сломать этот военгрегат у меня все равно не получится?
- «Военгрегат», - издал смущенный сдавленный смешок провинившийся Артем. – Мне тоже нравится Безумный Макс.
- Да бредовое кино, - не согласился некромант, - это ж надо, все маги погибли и больше не рождались, тьфу, придумают же такое! Да труп с ним, с кино. Оля, давай-ка, заряди инкарнер.
- Только скажи, как.
- А я не знаю. Ты же не маг. Наведьмачь чего-нибудь. Сломать его в самом деле не удастся, если, конечно, в стену не бросить. Но от этого, уж пожалуйста, воздержись.
Я нерешительно тронула третий инкарнер. Потянула за него. Механизм послушался, и вот уже все кристаллы – белый, грейпфрутовый и серый покачиваются сантиметрах в тридцати над верхней панелью «военгрегата». Мой, пока еще незаряженный кристаллик почти касался «граммофонной» трубы.
Ну что ж, я хочу зарядить его. Хочу поделиться с ним своей силой, пределов которой я пока не знаю. Но не потому, что пределы так уж далеки, а потому что я очень мало знаю о силе вообще. Эй, мироздание, поможешь?
Кажется, мироздание не собиралось помогать. Хотя по идее, могло бы. Вон, кружку в Нэроя метнуло. Водой его давеча облило. По сути мирозданию все равно на что сила расходуется, на чашкой по башке или на заряд кристалла. Это я Нэрою и без экспериментов сказала бы.
Я представила, что сила это нескончаемый поток, льющийся сквозь меня. Постаралась вспомнить это ощущение – когда я летела на Драконе (эх, Дракон!), а молекулы мира проходили между молекулами моего тела (тела ли?) и дарили мне ощущение полного права владеть и играть всем и всеми, до чего и до кого я смогу дотянуться…
Нет, что-то все равно не срабатывало. Наверное, Алекс была права, и я просто недостаточно хочу. Мир не исполняет таких желаний. Они вялы, высказанны вслух, или мысленно, но не от души.
Хочу ли я от всей души залить свою силу в этот кристалл? Или просто думаю – почему бы и нет?
Но всегда ли ведьма искренне хочет именно того, на что направлено ее колдовство? Логика подсказывает – нет. Но как же тогда…?
Теплая рука Нэроя легла поверх моей, скрывая полностью вместе с инкарнером.
- Просто вспомни, ради чего это…
Угу, а говорит «наведьмачь чего-нибудь». Конечно, он знает хотя бы в теории, как колдуют ведьмы. Но не говорит, лишь подталкивает в нужную сторону.
Я посмотрела на соседний стол, над которым висела стазисная сфера со спящим домовым. Да, малыш, это чтобы ты снова стал живым. Раз уж по кое-чьей недоработке оказался в таком незавидном состоянии…
Кажется, это сработало. Жалость к домовому, шевельнувшаяся внутри меня, словно подтолкнула какие-то неведомые зубчатые колеса моей души. Сила колыхнулась, щекоча нутро. С кончиков пальцев полилось что-то… не мокрое, нет. Но однозначно теплое. Наверное, не держи Нэрой меня за руку, было бы чуть сложнее. Но «бы» опять было не у дел. Кристалл скрытый нашими руками засветился. Нэрой убрал свою ладонь. Моя сила была бледно-зеленой, прохладной почти до оттенка бирюзы.
- Не исчезнет? – спросила я, не умея скрыть сожаление в голосе. Очень уж красиво оказалось. И совсем не хотелось, чтобы эфемерность моих «извлечений» распространилась и на свечение.
- Не должно, - покачал головой Нэрой. – Это же не предмет, это сила в чистом виде. Ты молодец, Оля! Поздравляю, коллеги и подопытные, мы только что положили маленький кирпичик в… в… ох, слов подобрать не могу. В огромное строение. Мы стали на шаг ближе к доказательству того, что жизнь сильнее смерти.
- Это очень пафосно и как-то слишком уж всеобъемлюще, - сказала я.
- Но это факт, Оля, - почти виновато сказал Артем.
- Ничего, сейчас ты увидишь кое-что менее пафосное, очень конкретное и… короче, смотри! Первецкий, давай слепок. Эй-эй, не свою визуализацию, а тот, что из шкафа!
- Ох, простите, Нэрой Римарович!
А дальше произошло нечто неописуемое!
Слепок ауры домового отправился прямиком в «граммофонную» трубу. Потом что-то еще – шарики вроде ртутных, колечки дыма от сожженных прямо на месте комочков, похожих на благовония… В подробности я уже не вникала, просто смотрела.
Некроманты, студент и профессор даже немного попрепирались, когда Артему пришлось разбивать стазисную сферу, но в результате справились весьма неплохо.
«Иголка граммофона», как оказалось, тоже держалась на раскладной механической «экскаваторной руке». В разложенном виде она выходила за пределы агрегата чуть ли не на метр и протягивалась до третьего, пока что свободного, стола.
- Начали, - шепнул Нэрой.
И я чуть все дело не испортила. Чуть не заорала, когда с коца иглы на стол упала сверкающая капля. Потом еще и еще, потом капли слились в поток. Адова машина работала как 3D-принтер! Она… печатала домового!!!
Я чуть не засмеялась от сравнения пришедшего в голову – будто машина распускает старый носок – домового-развоплощенца и вяжет новый – воплощает бедолагу в живом виде.
Пока шел процесс, мы, все трое сидели и не решались слова вымолвить. Да что там, мужики дышали-то через раз. А я, как неживая субстанция, совсем не дышала. Могу ведь, когда хочу.
Наконец, светящийся цветами своей ауры, домовой вздохнул и потянулся. Ауриальное свечение растаяло. Развоплощенный образ исчез окончательно. Домовой был жив, здоров и бодр. Он обвел дикими глазами кабинет и нас. На секунду задержался взглядом на мне. И, клянусь всеми богами и Данкой заодно! – подмигнул.
- Рабо-бобо-бубубу, - завел он свою волынку.
- Сейчас, сейчас, припашем, - ошалело сообщил Нэрой. И спросил сам себя: - что ж я запись не включил, а?
- Я пойду за кофе, - сказала я.