Сначала мне показалось, что в корзине с платками устроилась кошка. Сочтя мою руку за вторжение вражьих полчищ , ну там, детей, собак, она зашипела и вцепилась мне в кисть зубами и когтями. Я взвыла от боли и ужаса – а что вы хотите, я готова ко многим неожиданностям, но не к таким, черт возьми! Ничего не соображая, я отодрала от себя шипящую тварь и швырнула ее… да что там, с размаху впечатала в стеклянную дверь отдела.
И подавилась собственным визгом, когда по стеклу на пол стек… дракончик размером в мою ладонь. Вообще-то, ни одного живого дракона я не видела. И я в этом не одинока. Их никто не видел, потому что их вообще не существует. Зато в зоопарках мне встречались игуаны и летучие мыши. Вот это существо было копией первого с крыльями второго. Полностью бронзового цвета, с бликами на жирненьких бочках и непропорционально громадными круглыми глазами, переливающимися всеми… нет, не всеми, но пятью как минимум, оттенками ослепительной бирюзы.
Я, кажется, так и застыла с раскрытым ртом. Что тут делать прикажете? Вышвырнуть пакостную малявку прочь пинком, или схватить с воплем «ути маненький», да загладить до дыр? Пока я решала и дула на руку, дракончик проморгался. Он сообщил мне, что я «Пхххшшшааааа» и смотался от греха подальше. Летучемышиные крылышки смогли поднять откормленную тушку на высоту где-то на уровне моих коленей.
- О-оо-ой, - выдохнула за моей спиной консультант, - оой… простите, пожалуйста… То есть, приношу вам самые искренние… тьфу, черт. У меня тут перекись есть, давайте руку намажем. И, в самом деле, простите, пожалуйста, я его не заметила, понятия не имею, откуда взялся, - она перестала сыпать словосочетаниями, когда до нее по-настоящему дошло увиденное: - Это кто вообще, дракон что ли? Их же не бывает… а почему он такой маленький?
Все это я и рассказывала Алиенке, прихлебывая кофе. Пока длилось мое повествование, из глаз подруги уходила тревога. А до меня стало доходить, как же крупно я, скажем так, ступила.
- Что, они не ядовитые? – мрачно спросила я, видя, что Алиенка уже практически смеется.
- Оль, ну, как тебе сказать, - она действительно расхохоталась, явно с облегчением, - драббе бывают трех разновидностей. Черные, зеленые и бронзовые. Так вот, от укуса черного драббе поможет только ампутация конечности. От укуса зеленого ничего особенного, кроме гарантированного сепсиса. Ну, там, особенности гигиены ротовой полости, зубы в труднодоступных местах, и все такое. Но черные в наших широтах не живут, а зеленых разве что в лабораториях держат. А вот бронзовые безобидны. Это чья-то домашняя зверушка была. Правда, в общественных местах им ошейники положены.
- И намордник бы не помешал. Черт, неплохо бы найти эту хозяйку недоделанную, да сказать ей пару ласковых. Это ж надо такой шляпой быть – дракона в магазине потерять… Ой, то есть, не дракона, а как его там?...
- Драббе, - весело подсказала Алиенка. – Представляешь, название из песни про Bebe-gragon, который еще dans ma sale de bain. Помнишь такую? Дракон, только бебЕ. Скомкали два слова, получили драббе, ударение, как ты можешь слышать, на А. Звучит уже не по-французски, а как-то по-немецки. Ну, если хочешь, давай искать хозяйку.
- Не… - честно созналась я. – Во-первых, лень. Во-вторых, у меня еще часок свободы есть, неужели я его не с тобой потрачу, а в поисках какой-то левой раззявы?
- Ну, насчет «левой», я бы поспорила, - усмехнулась Алиенка. – Смотри. Драббе дико дорогие. И ведьма или маг, которая может себе такого пупсика позволить, не станет здесь шмотками закупаться. Как минимум в Париж отправится, как максимум к Токийским эльфам, ну, этим, модным авангардистам. Если девуля гуляет с драббе по Андромеде, то она скорее всего без суб-расы, зато или происходит из крутой магической семьи, или чья-то любовница.
- Ой, да все равно левая. На кой она мне сдалась? За моральный ущерб с нее взыскать? Фу, мерзость какая. А просто «фи» высказать? Зачем мне это надо, если у меня тут целая ты сидишь? А рука заживет, я и не вспомню потом…
Глава 2. Как я с мужем переписывалась и хотела помереть
Все это было почти год назад. С тех пор ссадины зажили, единственный шрамик слился с линиями руки, изменив их рисунок. Я о нем действительно почти не вспоминала, разве что обрела привычку тереть его пальцем, как бы почесывая, в минуту раздумий. Особенно тягостных.
И сейчас, глядя на него, коротким росчерком перебившего линию жизни, любви и чего-то-там-еще, я поняла: так больше нельзя. Надо что-то менять. В этой самой жизни, в этой самой любви и, пожалуй, в чем-то-там-еще тоже. Потому что все это зашло в однозначный тупик.