Но я не сумел. «Ничтожество, — произнес Стасик. — Полнейшее ничтожество. Я на твоем месте сделал бы силовую стойку в прогибе. На что ты годишься? Мне противно на тебя смотреть».
И он бросил меня на землю, — а сам ушел в дом.
А я остался. Мне домой не хотелось. Там продолжали говорить о моей судьбе, а здесь было тихо. Светила луна. Сверкали звезды. Водочный запах постепенно рассеялся, и тогда запахло отцветшей черемухой.
2
Я стал работать в Доме культуры. Каждое утро я приходил в кабинет директора, и он говорил мне: «Давай, давай, осваивайся», — и посылал в парк. Я гулял по нему с утра до вечера, и это считалось работой. Все статуи были целыми, стенды висели на своих местах. Делать мне было нечего.
Парк состоял из аллей. В каждой аллее висели портреты: в одной — передовиков сельского хозяйства и производства нашего города, в другой — космонавтов. Была аллея со статуями физкультурников и портретами известных спортсменов.
Днем эти аллеи пустовали. Только голуби окружали меня со всех сторон. Они гонялись друг за другом и, перелетая с места на место, издавали противный стон при каждом взмахе крыльями.
Они не любили летать. Им вообще не нравилось, что они птицы. Они с удовольствием стали бы пешеходами, но время от времени им приходилось от кого-нибудь удирать, а удирать пешком — это медленно. Поэтому они все-таки летали — от трусости. И стонали в полете.
На третий день я пошел к директору и признался, что мне совершенно нечего делать. «Ну и отлично, — сказал он. — Значит, у тебя во всем порядок».
И рассказал мне басню. Или, может быть, это действительная история. Как некий царь на Востоке платил своим врачам зарплату только тогда, когда бывал здоров. А если заболевал, то выдачу зарплаты прекращал, и поэтому врачи старались, чтоб он не болел. «Вот и ты старайся, — сказал директор — Чтоб во всем был идеальный порядок».
Получалось, что работаю я хорошо. Хотя делать мне все же было нечего.
Однажды он увидел, что я ношу с собой фотоаппарат, и похвалил. «Фотографируй в свободное время, — сказал мне. — Может, какой снимок хороший получится, мы его на стенд повесим».
А вечером спросил: «Ну, как? Сфотографировал?» Я ответил, что нет. Тогда он махнул на меня рукой: «Да ты, я вижу, с этим делом еще не освоился. Вот сын у меня фотографией увлекался, так он в день по полсотни снимков делал, всю квартиру завалил продукцией. А ты, видно, еще только начинающий».
Я не стал с ним спорить, хотя он неправ. Это его сын начинающий, а не я. Только начинающие снимают все что попадется и заваливают квартиры фотографиями. А у меня большой опыт. И высокая требовательность к себе. Конечно, начинающий сфотографировал бы и голубей, и статуи, и случайную старушку, пришедшую посидеть на скамейке. А я искал интересные фотосюжеты. Но не находил.
Вечером парк оживлялся. Гремела музыка, начинал работать игровой павильон. Я надевал красную повязку и шел на танцплощадку.
Моя обязанность — наблюдать, как танцуют. Если кто-нибудь затеял бы драку, я должен был позвать милиционера. Вот и все. Но драки случались редко.
С молодым милиционером, который обслуживал парк вечером, я был уже хорошо знаком. И знал, где его можно найти в любой момент. Он или играл с директором в шахматы, или стоял в игровом павильоне и смотрел, как играют в шахматы другие. Он бы и здесь играл, но ему не разрешалось. Он находился при исполнении служебных обязанностей.
Поэтому он только смотрел на игру других и молча переживал.
Однажды я видел, как он не выдержал и сказал одному игроку: «Ходите конем на седьмую горизонталь». Но тот окинул взглядом его милицейскую форму и мрачно ответил: «Вот когда я напьюсь, тогда ты будешь мной командовать». Милиционер промолчал. И через минуту ушел, расстроенный. А я сказал игроку: «Сейчас вы проиграете». Тот удивился: «Это еще почему?» «Вы пренебрегли советом милиционера, — сказал я. — А он кандидат в мастера по шахматам». Игрок не поверил: «Не может такого быть». Я ответил: «А вот и может». Он проиграл и убедился.
Однажды на танцплощадке ко мне вдруг подбежала девушка и спросила, запыхавшись: «Можно с вами станцевать?» За нею шел мрачного вида парень. Я понял: она хочет избавиться от него — и согласился. Мы станцевали.