– У Зины – отчет квартальный, – по-своему истолковав мое молчание, пояснил он.
Жена Виктора Викторовича Зинаида Платоновна работает бухгалтером на нашем же заводе.
– Ценная информация! – рассудительно одобрил я и пошел в комнату.
Зарядку я делаю обязательно каждое утро. И потому, что уже привык, и потому, что маме приятно смотреть, как я разминаюсь.
Мама лежала все так же на кровати и смотрела в потолок, но пота на лбу у нее уже не было. Я расстелил аккуратно между кроватями коврик, раскрыл ' обе створки окна. Нарочно подольше поприседал «пистолетиком» на одной ноге; мама косилась на меня, и глаз у нее был веселым. Сделал стойку на руках, прошелся до двери и обратно. Мама уже улыбалась:
– Жадный ты, Ванька-Встанька!
– Пусть я буду жадный, только не скупой!… – во весь голос пропел я, становясь на ноги.
– Тогда, значит, ты скупой!
– Сколько надо?! – значительно сказал я, выгибая грудь, по-борцовски напрягая мускулы на руках и ногах, завращал глазами.
– Килограммчика два здоровьишка, а?… – попросила мама и засмеялась.
– Для родной матери… – я вылупил глаза, замотал головой, – даже два с половиной не жалко!
– Здоров, дубинушка! – с удовольствием сказала мама, глядя на меня поблескивающими глазами. – Здоров, ничего не скажешь!
– Рад стараться, ваше благородие! – перекинул полотенце через плечо, замаршировал из комнаты, чуть не до потолка вытягивая носки прямых ног.
Мама смеялась…
Вышел в прихожую, осторожно, без стука, прикрыл дверь комнаты, по пути в ванную заглянул в кухню полюбоваться на чайник.
– Вскипел, я выключил, – пояснил мне Вить-Вить. Он все сидел на табуретке, и второй табурет был так же зажат между колен, но зачем-то уже перевернут кверху ножками. А широкое лицо моего непосредственного начальника, начисто утеряв присущую ему жизнерадостность, выражало теперь откровенную обиду. Я поднапрягся, стараясь сообразить, чем вызвана эта разительная перемена, но так и не смог понять. Поэтому только сказал на всякий случай:
– Сейчас попою маму чаем и – моментом в магазин!
– Зина сегодня работает… – опять-таки без всякой связи с предыдущим повторил он.
Я вообще-то ничего не имею против такого метода разговора, когда тебе непрерывно задают загадки, а ты отвечаешь, будто ребус или кроссворд решаешь. Я бросил пробный шар: ¦ – Вас понял, перехожу на прием: давай деньги, скажи, что надо, будет куплено!
Он кивнул, уже подчеркнуто-безразлично поглядел на ванную:
– Светка там моется…
С этой очередной задачей я справился относительно легко, поскольку не впервые уже с ней встречался.
И вообще у нас со Светкой, хоть ей и пять лет всего, что-то вроде дружбы. Ответил бодренько:
– Будет сделано! – и пошел в ванную. Светка в одной рубашке стояла перед раковиной и то прижимала маленький палец к отверстию крана, то чуть отпускала его, радостно повизгивая, пугливо отскакивая от бьющей в стороны струи воды.
– Доброе утро, Цветичка.
Она повернула ко мне заспанное розовое личико, а глаза у нее были уже чистыми, ясными, проснувшимися, ответила тоненько и звонко:
– Здравствуй, Иванушка, – и спросила без всякого перехода: – Тетя Валя химику или физию учила?
– Литературу и русский, – ответил я и стал мыть ей руки, потом лицо.
Она терпеливо молчала, только глаза зажмуривала изо всех сил. Я осторожно вытер ей лицо, стал вытирать малюсенькие, как у куклы, руки.
– А теперь тетя Валя умирает?
– Иди, иди, – сказал я, повернул ее лицом к двери, легонько подталкивая.
Стоял под ледяным дождем и все думал, что это правда: мама действительно умирает, и Венкин отец, профессор Дмитриев, сказал, что метастазы уже поразили пищевод, а до этого опухоль была только в желудке. Мама сама, наверно, понимает это, хоть ей никто и не говорил, что у нее рак. Вот уже год, как у мамы инвалидность второй группы, – в школе она не может работать. В последнее время ей даже трудно выходить в магазин, и ест она одну манную кашу да пьет чай с мягкой булкой. Но в больницу не соглашается ложиться, как Павел Павлович Дмитриев ее ни уговаривал.
Вдруг почему-то вспомнил, какой красивой и умной, строгой была мама в школе и как ребята ходили к ней разрешать все споры… А теперь от старого только и осталось, что голос: «Поезжай!…» И тут понял, что плачу.
Вышел из ванны, стал привычно и сильно растираться полотенцем. Может, найти все-таки отца, ведь мама, кажется, до сих пор его любит?!. Что у них тогда получилось, почему они расстались, когда я и в школу еще не ходил? И от алиментов мама отказалась, и даже ни одной фотографии отца у нас дома нет, и никогда мама о нем не говорит. Я знаю только, что он шофер, «любитель выпить и погостить в жизни» – мамино выражение, хоть и говорила она тогда не об отце. А может, и его имела в виду?… Теперь у отца другая семья где-то в Москве, его новая жена работает буфетчицей, и у нее есть дочь Вера от первого брака. Все это сообщила мне по секрету Зинаида Платонова. Я, помню, хотел спросить, откуда и как она это узнала, но в последний момент почему-то передумал, не спросил…