Он налил граненый стакан водки, выпил как газированную воду, а Женя отхлебнул и раскашлялся.
- Ты чо, не рад рождению ребенка? Эх ты, хонурик, необразованный.
- Извините, но я не могу.
- Не могешь? Не ври мне только, я в гробу таких видал, понял?
Тут прибежала теща, обняла Женю, поднесла стакан с водкой к его губам и сказала:
- Ну, выпей, зятек, ничего с тобой не будет, ты у себя дома. Если у тебя все пойдет обратно, через рот, что ж, и это надо испробовать. Что это за мужчина, который ни разу не выбрасывал пищу из верхней части желудка через рот? Пей, давай. И тебе хорошо, и дед успокоится.
Жене пришлось причаститься. Через какое-то время полегчало. Затем на него напала жалость к самому себе. Мысль о том, что это чужой ребенок сверлила мозг. И то, что он в чужой семье, такой гадкой и противной, что ему надо отсюда бежать и нет повода, чтоб все бросить и убежать, да и бежать некуда выработала в нем ведро слез. Женя искал но не нашел угла, чтобы уединиться и вылить накопившиеся слезы. А что если честно признаться, что это не его ребенок? Что будет?
Теща заметила его сумрачное лицо и тут же спросила:
- Что, зятек, хмурый стал? радоваться надо.
- Чему радоваться? Я не смогу прокормить ребенка, тем более он не мой, он чужой.
- Ты что, с ума сошел? Никандр, ты слышишь, что наш дорогой зятек говорит? Он говорит, что это не его ребенок. Как такое может быть?
- Очень просто. Накануне свадьбы Зоя послала меня в аптеку за лекарством от головной боли. Я тут же побежал в соседнюю аптеку, доставать лекарство любимой невесте. Эдик, мой однокурсник остался с Зоей на перекрестке, точнее на обочине дороги, мы должны были поехать в поселок Клочко смотреть квартиру. Как только я отошел, подошла машина, в которой сидело три амбала, открыли дверь и Зоя тут же шмыгнула в машину, не сказав Эдику ни слова. В загс она явилась сонная как муха, вся покусана, как кобель после случки. Всю ночь трахалась. Кто отец ребенка, она и сама не знает. Вот как было дело.
- Да как ты смеешь, плебей такое говорить о дочери полковника? Да я когда был в партизанах, дочери было всего семь лет. Это было невинное дитя, Такой она и оставалась. Это ты ее испортил, понимаешь и после этой порчи у нее и родился ребенок. Буш вякать, пристрелю, понял, падло?
- Понял, куда деваться. Только ребенок все же коллективный.
***
Женя в одно из воскресений читал роман Драйзера "Финансист".
- Ну, ты что сел читать, - спросила Зоя, опираясь о дверную коробку смежных комнат. - Ты что - уже на пенсии? Тебе нечего делать? Я смотрю на тебя, розовощекий, крепкий, - с чего бы это? На чужих харчах хорошо живется, не правда ли?
- Да, харчи у вас не больно сладкие, упаси Боже. Ты, Зоя, когда была у моей матушки, никто тебя ни в чем не упрекал. Кроме того, ты это говорила мне уже вчера, не стыдно тебе, корова толстозадая? Не нравится тебе - отпусти меня в общежитие, нам обеим будет спокойнее. Что я тебе такого сделал, что ты по поводу и без повода все время затеваешь ссору?
- Ты плохой муж. Не можешь содержать семью, никак не устроишься на работу. Все университетом козыряешь. Брось ты этот университет к чертовой матери. Ну, если уж ты не можешь стать дипломатом, заделайся хотя бы директором завода ...Петровского или Ильича, по крайней мере. Ты меня не любишь. А насчет коровы толстозадой, так это, это на папиных харчах я поправилась. Постыдился бы.
- Пошла бы ты на кухню, да помыла посуду.
- Я? Посуду? Ты с ума сошел. У меня маникюр. Вот ты сейчас этим и займешься. У нас равноправие или забыл? Моя матушка готовит, а ты моешь полы, посуду, стираешь пеленки. А как ты думал?
- Почему тогда отец не моет полы?
- Отец? Отец - полковник. А ты кто? Когда у тебя будут погоны полковника на плечах - тогда, может быть, я начну возиться на кухне, а лучше будем держать служанку.
- У меня никогда не будет погон полковника на плечах, тем более милицейских, - сказал Женя.
- Ты на что намекаешь, неблагодарный. Давно ли ты сбросил милицейский мундир?
- Я милицейский мундир носил по нужде и то недолго, и тем более ненавижу его.
- Молчи ...писатель... как это я клюнула на твои стихи? Такая муть...
- Ты... на себя посмотри, милицейская дочка. Я разочаровался в тебе и могу уйти в любой день. Плесневей здесь, без меня. Где мой чемодан?
Резкие слова впервые, брошенные ей так открыто, подействовали на нее положительно. Она вся сжалась, стала у двери, растопырив руки.
- Не пущу, - заявила она. - Каким бы ты ни был - ты мой и весь сказ. Я просто хочу из тебя человека сделать. И папочка мне все время говорит: дави на него, пока не поздно. Тут так: либо ты его, либо он тебя. Я верю папочкиным словам. Иди лучше вымой посуду.
Женя бросился на кровать и разрыдался, как маленький ребенок.
- Не хочу жить, никого видеть, и твою рожу тоже, отпусти меня на свободу. Ваша семья это настоящее гестапо, нет намного хуже гестапо. Я не понимаю, на что я клюнул. Как человек, ты просто дрянь, как женщина в постели - корова, родившая десять телят. У тебя, по-видимому, было около сотни мужиков, потому что я, когда с тобой бываю - тону в тебе как в ванной, наполненной киселем.
- Ты на себя посмотри. У тебя сучок не больше 15 сантиметров, а мне нужен 25, не меньше, хоть ребенка ты все равно с бацал. Как я теперь одна буду его воспитывать, скажи? Уж что есть, то есть, что теперь поделаешь. Просто ты много воображаешь. Ты невнимательный, неблагодарный, хоть раз бы папе в ноги поклонился.