<p>
Маленькая девичья фигурка приткнулась к большому холодному окну в коридоре учебного корпуса. Руки нервно теребили ремешок сумочки, взгляд то уходил в белёсое декабрьское небо за окном, то с надеждой устремлялся на чуть-чуть приотворённую дверь кафедры.
А за дверью той праздновали. Собственно, праздновали повсюду — разве что где раньше закончили и разошлись. В полдень с Новым Годом всех поздравили в общей аудитории, часок-другой побуянила студенческая самодеятельность, и все разошлись по кафедрам. Не наукой заниматься, ясно…
Надо же было Еве так затянуть с этим зачётом! Девятого января с утра проверка зачёток за старый год, а у неё там та-акой пробел! А сейчас с зачётами, с ведомостями стало так строго… Не сдал — и колготись, как знаешь. Отчислят и коммерса на твоё место переведут. Так что не остаётся ничего другого, кроме как ждать этого Афанасия Никитича.
От подруг она знала, что это — маленький седенький старичок, в зависимости от настроения то бухающий зачёт не глядя, то рвущий и мечущий. И кафедру его подсказали. А вот о том, что тридцатого празднуют и никого не дождёшься — умолчали. Это же само собой разумеется! Но Ева была первокурсницей, ей предстояла первая сессия, и само собой как-то ничего пока что не разумелось.
Студентка вздохнула, переминулась с ноги на ногу. Ждать? А что ещё остаётся?
Из оконных щелей дуло, подмигивали сверху люминесцентные лампы. Прохладно, но лучше уж стоять у окна, чем посреди коридора или подпирать стену, будто двоечница. Одета она была довольно тепло, по-зимнему, в плотные и уёмистые шерстяные брюки, вот только подводил свитер. Белый, с длинными рукавами и под шейку, он издали казался вязаным, хотя на самом деле таким не был. И скользил по коже, обнажая полосу с пупком посередине. Как летом будто! Гладкая у меня кожа, блеск прямо. Сколько уж раз одёргивала одежду — без толку. Одёргивая, опускала голову, любовалась основным достоинством свитерка: рельеф кожи и нижнего белья он передавал до тонкостей, хорошо просматривался ребристый верхний кант бюстгальтера, каждая чашка была модно декольтирована по диагонали.
Такую кофточку только к зачётам у молодых и надевать. Интересно, как она пойдёт на голое тело? Совсем-совсем голое? Тьфу, что это я! Но вроде не совсем уж бесстыже, и для пожилых сойдёт.
Снова шелковистая ткань незаметно уползла вверх, холодок от окна заплясал на голой коже. Ева поёжилась, передвинулась вбок, где дуло слабее, а одёргивать не стала. Бесполезно. Когда же они кончат праздновать? Войти, когда все за столом и все они одновременно повернут к тебе головы, — страшно.
Продолжалось томительное ожидание. От холодка избавиться не удалось — пришлось ведь уйти и от батареи. Постепенно созревало желание сходить по-маленькому. Но туалет далековато, а вдруг здесь закончат? Вдруг экзаменатор уйдёт первым? Нет, надо потерпеть.
Мимо, чуть не обнимаясь, прошли две девушки. В семестре Ева часто видела их в корпусе, как-то бросались они ей в глаза, что ли. Старшекурсницы. Осенью, пока было тепло, играли они с наготой особенно весело. Глубокие декольте, пипочки на маечке, достаточно смазанные, чтобы не придрались преподы, но выдающие босую грудь, полупрозрачные топики… Иногда, то ли для разнообразия, то ли для контраста с соседкой, бюст затягивался в "броню", разя мужские глаза объёмом, блеском или совершенством формы. Но на другой день снова стряхивалось бренное бельишко и молодое тело рвалось наружу.
Когда же похолодало, то, как ни странно, пупочки у этих подружек дружно нырнули под тёплую одежду, чего не скажешь об остальных. Остальные по инерции ходили с животиками наголо, ёкали пупками, простужались. Ничему это девиц не учило, застуживали почки и придатки. А наши героини и тёплую одежду умели лихо обыгрывать. Надевали плотный лифчик, выступы которого растягивали петли свитера до розовой проглядываемости. Бюстгальтер поскромнее еле заметно проступал через свитер верхним своим кантом, но шёл этот бортик аж по самым верхушкам холмиков, а то и ниже. Неужели соски купаются в мягкой шерсти? Но приглядываться дальше неудобно. Особенно парню, и так уже заметила его интерес девушка, закокетничала, стала обтягивать одёжку, ещё больше подчёркивая формы.
Но сейчас у подружек была мягкая грудь. Свитер не обтягивал её, оставлял некую свободу, и можно было, приглядевшись, заметить, как телеса пышные этой свободой пользуются. Лёгкие движения не в такт с телом, колыхания, перекатывания, вздымания и опадения при дыхании. Конечно, от лифчика не откажешься, грубовата шерсть, но он стеснял плоть не сильнее мужской майки. Какие-то занавески угадывались под крупнопетлистой вязкой, ничуть не мешающие прячущимся за ними "дочкам" жить своей жизнью. Даже если не наблюдать специально, оставалось какое-то впечатление мягкости и тепла, исходящее от фигуристых девичьих передов. Парням, верно, было приятно обнять, прижаться…
Вот они засмеялись, повели плечами — колыхнулись свитера. Тело двинулось за руками с мимолётным опозданием, волны плоти стали угадываться за вязаными кольчужками. Может, это вообще треугольные подкладки свитера, ничуть не мешающие самовыражению тела.
Вот студентки уже к ней спиной, сзади свитера их обтягивают, проступают контуры бельишка с застёжкой. Да, одеты классно. Ни полная свобода с обвисанием и дёрганьем, ни полный затяг, когда будто вспучились жёсткие рёбра грудной клетки, а такая вот "золотая середина" с её умеренной подвижностью и простором для воображения.
Кстати, её подружка Кира тоже носила зимой свитер в обтяжку, или, как она любила говорить, "в сметанку". Цветом своим он действительно напоминал топлёное молоко, но заслужил свой название не только этим. Просто летом, в более чем лёгкой одёжке, бюст пользовался неумеренной свободой, мотался, колыхался, прыгал… в общем, будто у неё там "жидкое молочко". А вот осенью, зимой, когда плоть поневоле сгущалась, подчинялась тёплому чашечному лифчику, шерстяному тугому — чтоб холодок не гулял — свитеру, она двигалась с такой неохотой, даже если нарочно крутнуться, будто в пузыре сбилась густая сметана. Вот и пошло словечко, лишь только осознала. Летняя, мол, "жидкая" расхлябанность позади. И — впереди.
Самые робкие, кто хотел зимой всё же приколоться, поступали так: брали длинный зимний свитер с высоким воротником в несколько отворотов, при одном виде которого мороз драл по коже и — отрезали рукава. Чуть-чуть только оставляли, подмышки прикрыть. Вид полных девичьих рук, подрастерявших за осень весь свой летний загар, резко контрастировал со всем остальным. Это была зимняя замена декольте, когда и холодно, и стеснительно являть взорам выпуклые прелести. Сойдут и руки, не мужские мускулистые ведь.
Медленно двигались на часах стрелки. Цифры на электронных плясали активнее, но время это не торопило.
Вдруг Ева ощутила приступ холода. Что это? От окна она ушла, подуть оттуда не могло. А-а, это мимо прошла аспирантка в "летней" одежде. Вернее, косящей под лето, но всё равно холодно на неё взглянуть.
Поверх довольно плотного шерстяного свитера бледно-телесного цвета с крупным рельефным узором была надета, почти что накинута белая ажурная кофточка. Лифчик через неё проглядывал прямо по-летнему, для чего его, розовый, размером-двумя больше, надели прямо на… свитер. Спереди пришлось подпороть серединку, ведь свитер груди объединил и разъединить не даёт, одна получилась такая овальная чашка, ну да это мелочи. Главное — ловля мужских взглядов по-летнему. А женщины только ёжатся да плечами поводят.