Приглядевшись, Ева увидела в середине плантации следы двух ног. Вернее, место как раз под такие следы. Вокруг росли кактусы среднего пошиба, но они как-то клонились по сторонам. На эти площадочки явно становились, поливая.
Студентка примерилась. Вся вытянувшись, с края она дотянулась горлышком пустой пока бутылки до "следов". Значит, и стоя там, до краёв плантации достану. А поскольку следы практически в центре, то… Поздравляю саму себя с догадливостью!
Она подтащила и поставила между кактусами несколько полных бутылей, потом сняла сапожки и засучила брючки выше колен. Под ними оказались плотные зимние колготки. Теперь она была словно в очень толстых, сковывающих движения шортах.
Уже подняла было ногу, чтобы широко шагнуть, но сразу же поняла, что размаха не хватит. "Шорты" не дадут размахнуться. Совсем немножко не дадут, но или лопнут, или нога ткнётся в колючки.
В замешательстве Ева бросила взгляд в тёмное уже окно, за которым падали снежинки. Дул ветер, и белёсые трассы прочерчивали диагонали. Диагонали!
Девушка подтащила к буртику табуретку, приставила вплотную, взобралась, придвинулась к самому краю. Пальчики в розовых колготках загнулась, застолбили край. Секундная пауза — и вот уже девичье тело, чуть согнувшись в пояснице, скользит по диагонали, стремясь попасть в заветные следочки.
И она попала! Под нежными её ступняшками не взорвались мины, знаменующие посадку на колючки. Нет, под подошвами охнула и мягко просела земля. Махи, отчаянные махи руками! Надо же прийти в равновесие, погасить инерцию, чтобы не бросило торс вперёд. Согнулась в пояснице, медленно выпрямилась.
Загремела, бороздя пол, опрокинутая табуретка. Ева всё ещё балансировала, пытаясь устоять, и звук этот восприняла скорее подсознанием. Но странное дело — он её вовсе не смутил. Порядок же нарушен, табуретка могла расшататься и даже разлететься — обычно такое заставляло сжиматься сердечко девочки Евы, лихорадочно соображать, как оправдаться, а тараторить оправдания пополам с прошением прощения она, надо сказать, умела. Теперь же скрежет по полу бедной мебельки только порадовал — какая она смелая, решительная, находчивая!
Потом уже, рассказывая своей подружке Кире об этом своём приключении, Ева сообразит: острый страх, сжатое сердце одновременно пыряли и в живот, гнали в туалет. Маленькой девочкой и не успевала туда порой, ревела, мокрея. Теперь же живот её поджат, уговорен не тревожить до конца полива, стало быть, и страх не ко двору. Другие чувства — пожалуйста. И вышло, что чувства эти — хорошие.
Наклонилась, отводя таз назад, дотянулась до бутылок и начала поливать зелёных жаждунов как учили, строго под корешок, ни капли выше. Насобачилась мигом: взяв полную бутылку, поливала вокруг себя, а когда воды оставалось немножко, брала бутылку за донышко и дотягивалась горлышком до отдалённых мест. Потом вообще не стала отбрасывать пустые бутылки, а разливала полную пополам и тянулась, вертелась, снова тянулась… Чем отдалённее круговая полоса, тем больше её площадь. Геометрия. Первый курс.
Действительно, раз плюнуть, если знаешь, как. Молчи, пузырь, сейчас пойдём в твою опустошивальню, бутылочки вот только опустошим.
Пустые, она швыряла их на пол, не нагибаясь, чтобы аккуратно поставить.
Работа немножко монотонная, хорошо успокаивает. Под неё и медитировать можно. Неожиданно для себя Ева поняла, что поливает зелёные существа с любовью.
Надо же — заставили, можно сказать, шантажнули зачётом, должна бы работой тяготиться, а то и ненавидеть. Ну, в лучшем случае, сжать губы и орудовать с ничего не выражающим лицом. Стремиться закончить побыстрее. Ну, положим, побыстрее она и сейчас хочет, но какая-то симпатия появилась к дружным этим колючкам, какие-то ласковые слова забурчали под нос. Не о зачёте она думала, а о том, как им, славным, но неподвижным, себя обслужить не могущим, сделать так, чтоб жить хорошо было, весело.
А может, она по натуре такая — садовница, а вовсе не химик? Может, именно это — её любимое дело, а не переливание из колбы в пробирку? Тогда почему же она не стала поступать в агрономический? Ага, понятно почему: чтобы любимое занятие не стало докучливой обязанностью, чтоб не получать зачёты и "пятёрки" за любовное к делу отношение. Разве без любви она решилась бы встать в центр колючек, додумалась бы до табуретки, рисковать ещё?!
И ещё один признак увлечённости: мочевой пузырь её не беспокоил. Правда, он обозначал тупой тяжестью свою полноту, но как-то равнодушно: мол, не совсем уж обо мне забывай, закончишь — время не тяни, сходи в туалет. Но не нахальничал, не гнал "до ветру", не колол болью, как бывало. Девушка могла отдаться общению с кактусами самозабвенно.
А какие причудливые формы! Вот тут, два сросшихся шарика что-то ей напомнили…
Однажды перед уроком физкультуры стайка девушек ждала преподавателя в спортзале и разминалась у шведской стенки. Предстоял волейбол, и следовало прийти в бикини. Дурочки, они пришли в купальном, не догадывались, как будет трясти тело в прыжках и бросках. А пока судачили, выпендривались друг перед дружкой своей гибкостью, тело припоказывали. Одна легла животом вниз и подняла торс под прямым углом. Не бог весть какая конторсия, но для непрофессионалки неплохо.
Рассказала, как натренировалась. С детских лет она с одним мальчишечкой вместе водилась, купались летом в речке, а потом ложились загорать. Играли в карты, в "подкидного", лёжа на животе и поднимая торс.
И вот как-то раз заметила девочка, превращающаяся потихоньку в девушку, что партнёр ей куда-то в грудь не детским взглядом смотрит. Ба, а у неё там растут! Вот оно что!
Можно было бы сменить позу. Скажем, усесться по-турецки, но промежность открывать — шило на мыло, там волосы бушуют. Да и партнёр, чего доброго, повторит позу, покажет своё плавочное "хозяйство" лицом. Сесть, ножки под себя подвернув? Можно, конечно, но… не принять ли вызов? И она стала учиться выгибать спину, чтобы играть в карты, не ловя пазухой мальчишеский взгляд. Смотри, чувак, на внешние обводы! Так и насобачилась.
Услышав эту историю, девчонки стали ложиться на ковёр и проверять, кто сколько отогнётся. Груди пластались по полу, и Еве это чем-то напоминало катки бульдозера анфас, а стелющиеся под тяжести чашки — гусеницы. Будто прёт на тебя бульдозер, если пофантазировать, да ещё взгляд хозяйки зверский (она ведь тужится оторваться от пола). Конечно, сверкали блицы мобильников, звучал смех. Ева раскрепостилась, нечасто это с ней бывает. Хорошо-то как было!
Последняя бутылка, кувыркаясь и подпрыгивая, поскакала по паркету. Ф-фу, всё! Закончила наконец. Можно и по-другому сказать: хорошего понемножку.
Она распрямилась и несколько секунд постояла, давая отдых спине. Спина немножко ныла, с непривычки, сейчас это нытьё затухало и, уходя, открыло возможность почувствовать одну перемену.