Она никогда не могла представить, что творилось у него в голове, если там вообще что-то происходило.
Возможно, под влиянием своей «тени», а возможно, из-за врождённого характера, девочка тоже не была многословной, за исключением тех моментов, когда находилась в кругу родителей.
Она предпочитала учёбу, будто её единственная цель – знать всё.
От матери она унаследовала тонкую музыкальную чувствительность, от отца – природный ум, так что её можно было считать практически вундеркиндом.
К пятнадцати годам она превратилась в стройную, привлекательную девушку с виноградного цвета глазами и медной копной волос, одержимой идеей, что всё должно быть изысканным, гармоничным и тщательно доведённым до совершенства в мире, ограниченном стенами «L’Armonia» и узкими улочками родного городка.
Она ненавидела ездить в Ниццу и даже в более близкий Канн, утверждая, что дым автомобилей раздражает ей глаза, а «зловоние» ресторанов притупляет её обоняние.
Её представление о внешнем мире ограничивалось тем, что она видела по телевизору, ведь, по её мнению, это позволяло посетить любой уголок планеты, включая музеи, не испытывая при этом неудобств и невыносимых запахов.
Так же она общалась с тысячами людей в интернете, одним нажатием клавиши избавляясь от тех, кто ей наскучивал.
Для Орхидеи Канак не существовало большего удовольствия, чем сидеть за компьютером на закате, широко открыв балкон, чтобы погрузиться в ароматы миллионов цветов, и разговаривать с кем-то из далёкой страны, наблюдая, как солнце скрывается за горизонтом, оставляя после себя зелёный отблеск.
Спустя час она принимала душ, наряжалась так, будто шла на праздник, и спускалась к ужину с родителями, ведь эти ужины, а затем долгие беседы на крыльце летом или у камина зимой были любимой семейной традицией.
Однажды Юль Канак решил, что пора познакомить дочь с внешним миром, начиная с Парижа.
Она нехотя согласилась, но только с условием не лететь на самолёте – она была уверена, что не вынесет часового заточения в тесном пространстве.
Они отправились в двух огромных автомобилях, но ещё до Марселя Орхидея начала проявлять признаки тревоги, а вскоре их пришлось остановить, чтобы она могла выйти и стошнить.
– Это, наверное, дорога в ад… – с горечью пробормотала она.
Они вернулись в «L’Armonia», и два дня она не покидала постель, страдая от невыносимой мигрени.
Через неделю, пока мужа не было дома, Андреа Стюарт попыталась внушить дочери, что пора признать: мир не ограничивается видом из её балкона.
– Я знаю, но мне это неинтересно, – спокойно ответила она.
– А что будет с ней, когда нас не станет? – обеспокоенно спросила Андреа мужа.
– Надеюсь, к тому времени она изменит своё мнение, – беззаботно ответил Юль Канак. – Особенно если встретит юношу, который заставит её понять, что жизнь – это не только книги и интернет.
– Первая обязанность детей – заставлять родителей волноваться.
– Не вижу ничего забавного в этом ответе.
– А он и не забавный… – уточнил он. – Он реалистичный. И можешь быть уверена, что волновалась бы гораздо больше, если бы не знала, где он и с кем.
– А что, если пригласить на выходные сына Мартинона? Он очень красивый и воспитанный молодой человек.
– И полный недотёпа… – последовал мгновенный ответ. – Уверен, стоит Орхидее заподозрить, что мы пытаемся её с кем-то свести, как она тут же отправит его восвояси. Первым делом она спросит его мнение о перспективах успеха экспериментов с холодным термоядерным синтезом или чем-то подобным, чтобы моментально его заморозить… или сплавить.
– А Рене Тайе?
– Он гомосексуал.
– Гомосексуал…? – удивилась она. – Ты уверен?
– На самом деле, он скорее «обратимый».
– И что это значит?
– Что иногда он одного цвета, а иногда другого.
– Никогда бы не подумала! Была уверена, что единственное, что его интересует, – это спорт.
– Его больше интересуют спортсмены, так что забудь о нём и о любом другом. Когда придёт время, Орхидея сама выберет мужчину, который ей подходит. Она умнее тебя, меня и всех, кого я знаю, так что повторяю: не беспокойся о её будущем.
– А если я не буду беспокоиться о своей дочери, то о ком, чёрт возьми, мне беспокоиться? – задала она в какой-то степени логичный вопрос.
– Ни о ком, дорогая, ни о ком, – настаивал Жюль Канак, нежно поглаживая её по щеке. – Те, кто живёт в таком месте, как это, не имеют права беспокоиться, когда у стольких людей есть по-настоящему серьёзные заботы.