Это были те моменты, которых Нийкс боялся, те, когда становилось легче забыть все, что произошло, о том, как тьма уничтожила его когда-то лучшего друга. Потому что этот Эйвен, язвительный, саркастичный, сообразительный Эйвен, был тем, кого Нийкс давным-давно считал своим братом. Но теперь того Эйвена не было. Заявленный или нет, Нийкс не мог рисковать и терять бдительность рядом с ним, даже если Библиотека поощряла его к этому.
— Каждый заслуживает шанса на искупление, — сказала Библиотека Нийксу после того, как раскрыла намерение, чтобы два врага-меярина сотрудничали. — Даже Эйвен Далмарта.
Нийкс настаивал, что это были напрасные усилия, что после того, что он сделал, пути назад нет. Что Эйвен не хотел возвращаться. Но Библиотека осталась непреклонной, заявив, что они оба необходимы для выполнения предстоящей задачи.
Однако ему не говорилось, в чем заключалась эта задача. Эйвен был прав насчет этого. Но он ошибался насчет того, где именно.
Потому что Библиотека отправляла их в другой мир.
Это было все, что Нийксу сказали, это и тот факт, что мир каким-то образом находился внутри Библиотеки, и именно поэтому он сможет оставаться в своем нынешнем состоянии. Нийкс не понимал, как такое возможно, до сих пор не понимал, но он вспомнил, что Алекс однажды рассказывала ему о древней экосистеме, которая была предложена в качестве убежища ее родителям. И потом, конечно же, в долине внизу, где он сейчас стоял, все еще виднелась липовая Мейя. Казалось, что возможности Библиотеки безграничны, что не оставляло ему никаких оснований сомневаться в существовании замкнутого мира в ее стенах.
Но даже в этом случае…
— Не могу поверить, что я действительно согласился на это, — пробормотал Нийкс себе под нос, уверенный, что ему нужно проверить голову.
— И ты, и я, — процедил Эйвен сквозь зубы.
— Пора, — прервал его голос Библиотеки, этот звук успокаивал Нийкса и напоминал ему о том, зачем он здесь. Он мог не знать деталей, мог понятия не иметь, что ждет его впереди, но он должен был верить, что в том, что он собирался сделать, была цель — даже если эта цель означала, что он должен был сделать это бок о бок со своим смертельным врагом. Бессмертным врагом.
Эйвен, очевидно, не испытывал такой же целеустремленности, что проявилось, когда он сказал, и в его голосе прозвучало мрачное обещание:
— Однажды я найду способ освободиться от твоих притязаний, и первое, что сделаю, это перережу твою…
— Ладно, хватит болтовни, — спокойно сказал Нийкс, посылая мысленную команду Эйвен замолчать. — С этого момента соблюдай дружеское молчание.
Или, возможно, не такое уж и дружеское. Но Нийксу было все равно, что чувствовал Эйвен, тем более что это чувство было взаимным. Библиотека была безумна, если думала, что они когда-нибудь смогут поладить, точно так же, как она была безумна, если думала, что Эйвен когда-нибудь сможет найти дорогу обратно к свету.
Но Нийкс знал, что это не его проблема. Сейчас имело значение только то, что Эйвен не мог причинить никому вреда, пока он был связан волей Нийкса. А что касается того, что будет дальше…
Что ж, они встретят это вместе.
К лучшему это или к худшему, но им придется.
При этой несколько тревожной мысли перед ними, прямо внутри картины, появился дверной проем. Он был открыт, но, тем не менее, из него не было видно, что находится по ту сторону, не было и намека на то, куда они могут попасть, не было и намека на то, что им придется делать, когда они прибудут.
Их будущее предстало перед ними, как чистый лист, готовое и ожидающее.
Повернувшись от дверного проема обратно к молча кипящему от злости Эйвену, Нийкс посмотрел ему в глаза и сказал:
— Пришло время посмотреть, осталось ли в твоем кровожадном сердце что-нибудь, что стоило бы искупления.
И с этими словами Нийкс приказал Эйвену двигаться вперед, проигнорировав уничтожающий взгляд, который бросил на него мятежный принц, и вместо этого в последний раз взглянул из-за деревьев на Золотые скалы. Он упивался этим зрелищем, понимая, что даже если это и не настоящая Мейя, то, возможно, он видит сияющий город в последний раз.
Но он не мог так думать. Не станет так думать. Он, как никто другой, знал, что все может случиться… он был живым доказательством того, что это правда.
Или, возможно, предсмертным доказательством.
В любом случае, нет ничего невозможного, о чем он и напомнил Алекс. Они оба знали это лучше, чем кто-либо другой.