С видимым усилием Нийкс оторвал взгляд от тошнотворно-сладкого блюда Кальдораса и посмотрел на Эйвен.
— А как насчет тебя?
— Я тоже пойду спать, — ответил Эйвен. — Я все еще ощущаю последствия всего, что произошло ранее, так что я знаю, что ты, должно быть, тоже.
— Нет. — Нийкс покачал головой, затем указал на дверной проем. — Я имею в виду, что насчет тебя?
Эйвен нахмурился, не понимая.
Видя его замешательство, Нийкс пояснил:
— Библиотека подарила это нам обоим, а не только мне. Кого ты хочешь увидеть?
Эйвен застыл на месте, вопрос поразил его настолько, что его мысли разбежались.
Он хотел увидеть свою мать, но это было невозможно, потому что он убил ее.
Он хотел увидеть своего отца… тоже невозможно, потому что он подстроил его убийство.
Он хотел увидеть…
Прежде чем Эйвен успел выбросить этот образ из головы, окно снова изменилось, и внезапно они увидели не Александру и ее близких, а того, за кем они наблюдали.
Это был Рока.
Он стоял с Кийей на балконе дворца меярин, оба были одеты в королевские черные и золотые цвета дома Далмарта, крепко прижавшись друг к другу, когда они покачивались в лунном свете. Казалось, они устраивают вечеринку в честь Кальдораса, а меярины, знакомые и незнакомые, танцуют в бальном зале позади них, но с таким же успехом они могли быть одни, учитывая, насколько они были поглощены друг другом.
Боль в груди Эйвена усилилась настолько, что он прижал руку к груди.
Затем появился Заин, командир Зелторов, который вышел на балкон и сказал что-то, чего Эйвен и Нийкс не могли расслышать из-за окна. Что бы он ни сказал, Рока закатил глаза, а Кия расхохоталась. А потом Заин увел королеву меяринов, отнял ее у мужа и повел на танцпол.
Рока еще немного постоял на балконе, с улыбкой наблюдая, как его жена и самый близкий друг грациозно кружатся по бальному залу. Но затем он взглянул на сияющий, залитый лунным светом город, и черты его лица стали печальными, когда он прошептал слова, которые Эйвен по-прежнему не мог расслышать, но, тем не менее, каким-то образом понял в глубине души:
«Счастливого Кальдораса, брат. Я скучаю по тебе».
С губ Эйвена сорвался болезненный стон. У него внутри, прямо под тем местом, где рука прижималась к груди, что-то хрустнуло, боль была такой сильной, что он упал бы на колени, если бы стоял. Но он не мог позволить чувствам захлестнуть его. Он не позволил бы им захлестнуть себя.
Поэтому он подавил их. Глубже.
Глубже.
И запер все это… снова.
Только после того, как он справился с эмоциями, он снова сосредоточился на брате, но образ дворца меярин начал исчезать. Дверной проем-окно медленно закрылся, а затем и вовсе исчез из комнаты.
Воцарилась тяжелая тишина, нарушаемая только потрескиванием фиолетового пламени и свистом ветра во время снежной бури снаружи.
Эйвен не хотел смотреть на Нийкса, не после того, чему они оба только что стали свидетелями. Но он также не был трусом, поэтому заставил себя повернуться к предателю, полностью готовый откусить Нийксу голову в ответ на то, что тот, несомненно, собирался сказать.
Но Нийкс удивил его.
— Помнишь водопад?
Эйвен захлопнул рот, не дождавшись ответной реплики, которую он приготовил заранее.
— Что?
— Водопад, — повторил Нийкс.
Нахмурившись, Эйвен спросил:
— Какой водопад?
Ностальгическая улыбка промелькнула на губах Нийкс.
— Ты прав. Их было несколько, не так ли?
Эйвен не это имел в виду, но он не стал поправлять Нийкса.
— Я имел в виду тот, где была Эйлия, когда она была с нами в прошлом, — объяснил Нийкс. — Ты, я и она, плюс Рока и Кия.
Эйвен напрягся всем телом.
— Я не хочу говорить о…
— Она была так напугана, — сказал Нийкс, погрузившись в свои воспоминания. — Она думала, что мы все сумасшедшие, раз захотели прыгнуть, и, думаю, по ее смертному разумению, так оно и было. Я все еще слышу, как она кричит на нас, говоря, что мы сумасшедшие, и что она никак не может этого сделать, — он усмехнулся, прежде чем его лицо снова стало серьезным. — Я держал ее за руку, но не я придал ей смелости, необходимой для того, чтобы прыгнуть с обрыва. Это был ты.
У Эйвена перехватило дыхание, и на поверхность всплыли его собственные воспоминания о том дне.