Кладбище Хэллоугейт.
Глазам Джордана потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте, но луна была полной и отражалась от покрытых снегом холмов и покачивающихся голографических деревьев, давая достаточно света, чтобы он смог разглядеть фигуру Биара, поджидавшего его прямо впереди.
Пробираясь по обледенелой траве, Джордан дрожал от холода, когда добрался до друга, но, в отличие от Джордана, Биар был готов.
— Я подумал, тебе может понадобиться это, — сказал Биар, протягивая толстое зимнее пальто.
— Спасибо, — сказал Джордан, надевая его и постанывая от того, какое оно теплое. — Я должен был прийти прямо из пекарни.
— Понимаю. — Губы Биара дрогнули, когда он указал на голову Джордана. — Ты принес половину ее с собой.
Услышав вопрос, заданный Биаром, и вспомнив о своем молчаливом обещании, которое он дал ранее, Джордан быстро рассказал о том, что произошло во время его встречи с королем и королевой, и о том, как это привело его в тот день к миссис Гриббл, а также о том, что он делал с госпожой Альмой и мастером Ингом до этого. Говоря это, он провел пальцами по волосам, отчего облако муки и сахара упало на снег. Сморщив нос, он закончил словами:
— Полагаю, я не хочу знать, как ужасно сейчас выгляжу?
— Нет, если ты хочешь сохранить то, что осталось от твоего достоинства, — ответил Биар, борясь с улыбкой. Но затем он посерьезнел и указал на дорожку, ведущую вглубь кладбища.
— Здесь холодно. Сделаем это?
Джордан кивнул.
— Веди, приятель. Я рядом с тобой.
Он был и всегда будет рядом. И в хорошие времена, и, как сегодня, в не очень хорошие.
Теперь у них стало традицией приезжать в Хэллоувейт за неделю до праздника только вдвоем. Они начали это на пятом курсе академии, в первый Кальдорас после битвы… и в первый Кальдорас, когда отца Биара, Уильяма, не было с ними.
Теперь они направлялись к его могиле, почти не разговаривая друг с другом по пути по идеально ухоженным дорожкам и мимо ряда за рядом круглых стеклянных табличек — надгробий в память об умерших.
Это была мрачная прогулка, какой она всегда была и какой должна быть. Джордан с детства много раз бывал в Хэллоугейте, но за годы, прошедшие после войны, он узнал гораздо больше имен, и все они погибли в борьбе с Эйвеном.
Читая некоторые из них, пока они с Биаром продолжали свой путь по заснеженным тропинкам, сердце Джордана сжималось от каждого всплывающего воспоминания, от каждого знакомого имени, которое он видел. Студенты из Акарнаи, которые были его одноклассниками и друзьями, такие как Филиппа «Пип» Сквикер и Блинк. Другие студенты, которых он знал не очень хорошо, но которые были еще слишком молоды, чтобы умереть, такие как Брендан Лабински и Ник Бакстер. Администратор Джарвис. Генерал Тайсон. Джексон Стерлинг, дедушка Деклана. Их так много, слишком много, и все они убиты в бессмысленной войне.
В такие моменты Джордан боролся с двойственной природой своих эмоций: скорбью по тем, кто погиб, и облегчением по поводу тех, кто выжил.
На этом кладбище были и другие имена, о которых Джордан пока не позволял себе думать. Сегодня вечером он был здесь ради Биара, ради Уильяма. И когда они приблизились к живописной группе голографических деревьев, сверкающих в лунном свете и шелестящих от невидимого ветерка, они замедлили шаг, достигнув места назначения.
— Привет, папа, — тихо сказал Биар, опускаясь на колени перед круглой стеклянной табличкой, которая стояла между клумбами с радужными голоцветами. Яркие бутоны придавали месту упокоения Уильяма умиротворяющий, чарующий вид, но этого было недостаточно, чтобы развеять печаль, вызванную его уходом… никакие цветы в мире не обладали такой силой.
Джордан молча опустился на колени рядом с Биаром, давая своему другу время и пространство, в которых тот нуждался. Через несколько мгновений Биар глубоко вздохнул и протянул руку, чтобы провести по прозрачной поверхности стекла, и от его прикосновения над стеклом всплыли знакомые слова:
ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ НАЧАЛЬНИК ТЮРЬМЫ
УИЛЬЯМ ЮСТАС РОННИГАН
ВСЕГДА ЛЮБЯЩИЙ, ВСЕГДА ЛЮБИМЫЙ
ПАМЯТЬ О НЕМ СОХРАНИТСЯ В ВЕЧНОСТИ
Голограмма повисла в воздухе, прежде чем снова растаять, и как только это произошло, Биар глубоко вдохнул во второй раз, вытащил из кармана нож и уколол себе палец. Когда его кровь капнула на стекло, возникло голографическое изображение, передающее воспоминание о том, что сам Уильям задолго до своей смерти избрал для увековечения на своем надгробии.