– И всего-то? – спросил Морвран, выбравшись из ямы в два человеческих роста, где продолжал лежать Кромм Круах. – Тогда зачем ты не дала мне грохнуть его с самого начала?
– Потому что, любимый мой, но иногда бестолковый сын, дотянувшись до него, ты подхватил бы Безумие быстрее, чем люди простуду, – отозвалась Керридвен.
– Но ведь Герн-то дотянулся, – не понимал Морвран.
– Герн не зря привёл оленей, – ответил Охотник. – И добро, что они далеко. Безумие-хворь теперь в них. Тебя бесноватый олень когда-нибудь бодал, воронёнок? Олени мои гнилого истоптали, он ослаб, можно было бить. Безумие – его сила. Но сам он не безумен.
– Когда ты это понял, Кернуннос? – спросила Бригитта. – Потому что мы все били на свой страх и риск.
Керридвен и Мананнан согласно закивали.
– Слушал, – пожал плечами Охотник. – Его слушал. Он говорил разумно. Не-без-ума. Он считает, что он – охотник. Надо было сделать так, чтобы стало наоборот. Теперь он – жертва.
– Действительно, – произнесла Керридвен, – мы не заражены. Правда, дети?
– Да, бабушка, да! – загалдели мы с Гвенддид наперебой. Подбежали, запрыгали вокруг неё, вокруг Морврана, Бригитты. – А здорово вы его… огнем, тьмою! Нет, мы не испугались, мы это… засмотрелись.
– Так, погодите трещать, сейчас не до того, – оборвала Керривен. Итак, если Кромм – источник Безумия, но не безумен, то, фомор побери, что тогда происходит с людьми?! И почему Кромм столько времени ждал пороговой ночи, чтобы заразить Безумием Аннуин, если он сам уже трижды по девять раз мог туда попасть?
– Да потому что, дурачки, – Горбун, отряхивая с себя остатки обугленных древесных корней, выбрался из ямы и ухмылялся нам исподлобья, – Аннуин не принимает такого, как я. Аннуин выталкивал. Аннуин сильнее. Не разделили бы вы когда-то миры, не было бы меня сейчас здесь. А так тут нет никакой силы. Здесь только слабые людишки, которые не могут бороться с моим Безумием. И силу вашу они отвергают уже, потому и нет среди них вашей силы настолько много, как это было раньше. Но вы сами виноваты – разобщили меж собой и людишек своих бросили. Они от вас и отказались, слабые, горделивые, скрытные. Такие же, как вы! Не нужны вы людям, а люди – вам. И друг другу вы не нужны. И себе вы не нужны. Ну, разве что теперь, когда край. Вы и меня сейчас не одолели. Даже вместе. Сами видите! Сейчас же, дурачки, я уже вдоволь силён, чтобы обезумить Аннуин, когда грани миров падут. А почему я это могу? Потому что мне всё можно!
Петлёю из морской воды Мананнан обхватил шею Горбуна. Потянул на себя, сдавил. Огненными путами связала ему ноги Бригитта, дёрнула на себя. Горбун распластался по земле. Руки врага обвил корнями Кернуннос, развёл конечности в стороны. Керридвен принялась водить ладонями, шевелить пальцами – отворять тело Кромма, и внутренности стали валиться наружу. На этом моменте Ллейан и Блехерис отвернули нас с Гвенддид от кровавого зрелища, и мы все вместе отбежали подальше.
Но и теперь Кромм сумел подняться. Морвран зашёл-таки сзади и ломал своими огромными ручищами и ножищами хребет Горбуна, бил в пояс и по самому горбу.
Кровь и сломы костей усеяли землю под врагом, а он вдруг… воспрянул и расхохотался, и всё ему было нипочем.
– Ну, хорошо-хорошо, не такие уж вы и дурачки, – хрипло произнес он. – Поняли, что сам я не безумен. Обманул я вас, да. Мне можно. Но люди-то, люди теперь не знают, что можно, а что нельзя. Им шепнёшь, а они сами за тебя всё дальше додумают. Им же тоже хочется, чтобы всё можно было. Даже то, чего нельзя. Тут хоть из камня, хоть со дна морского шепчи себе да шепчи – всё услышат! А вот как жить, делая то, что нельзя? Во-о-о-от! Не знают они. Оттого и безумны стали. Потому что перепутали, что нельзя, а что можно. Вырастили за столько лет Безумьице. И я теперь всем этим управляю. Вот смотрите!
Длинные алые нити стали проявляться из груди Горбуна, оттуда, где зияли рёбра из-под разорванной заклинаниями Керридвен плоти. Алые нити проявились и из спины, из ног, из рук, из чресл, из глаз, рта и затылка. Они уходили далеко в пространство, почти за горизонт, за почти плоские горы, и откуда-то издали, со всех концов земли, доносились гортанные крики ярости, стоны ужаса, гулкое рычание и протяжный вой.
– Видите, какая у меня сила! Они теперь все мои. И, обезумев, весь мир станет моим. Куда там одна лишь Кальех! – говорило пространство голосом Кромма.
– Держите крепче! Морвран, поднажми! – закричала Керридвен. – Он сейчас вырвется!