Модуль исчез, а он всё стоял, сжимая пальцами перила, и глядел вниз. Шторки затвора, перекрывающего вход в шахту, сомкнулись, и Раскин тихо вымолвил: «До свиданья, сынок».
Постепенно он пришёл в себя, и огляделся. Заметил кругом людей, увидел теряющееся вдали поле ещё с одной специальной шахтой, оборудованной для отправки технического груза, около которой стояли трактора и несколько кранов.
Дмитрий поёжился. Удивился, с чего бы это: полуденное солнце грело хорошо, – и снова поёжился.
С трудом оторвавшись от перил, он двинулся к зданию диггопорта. Внезапно его обуял дикий страх, нелепый, необъяснимый страх перед бетонной плоскостью смотровой площадки. Страх сковал холодом его душу и заставил ускорить шаг.
Навстречу, со спортивной сумкой на плече, шёл незнакомый человек. «Только бы не заговорил со мной», – опасливо подумал Раскин.
Но мужчина, поравнявшись с ним, не сказал ни слова, даже не посмотрел на него, и Раскин облегченно вздохнул:
«Эх, быть бы сейчас дома… Час отдыха после обеда, в зеве домашнего камина пылают дрова, на хромированной подставке мелькают красные блики… Дядюшка приносит горячее какао, что-то бормочет невпопад…»
Он прибавил шагу, торопясь поскорее уйти с холодной, голой бетонной площадки.
Странно, отчего ему так тяжело далось прощание с Трофимом. Конечно, разлука вещь неприятная, это только естественно. Но чтобы в последние минуты расставания им овладел такой ужас, это никак не естественно. Ужас при одной мысли о предстоящем сыну путешествии в глубины Земли, ужас при мысли о чужом, подземном мире, хотя Каверну теперь вряд ли можно назвать чужой: исследователи уже почти сто лет занимаются ею, осваивают разные технологии, построили с помощью механоров герметичные ангары, живут в них, некоторые даже полюбили эту науку.
И, однако, лишь напряжение воли помешало ему в последние секунды перед спуском модуля выскочить к лифту с криком, взывая к Трофиму: «Вернись! Останься здесь!»
Это был бы, конечно, совершенно недопустимый поступок. Унизительная, позорная демонстрация чувств.
В самом деле, что такое спуск в глубокую шахту? Ничего особенного, во всяком случае, теперь. Когда-то путь в Каверну был событием, но это время давно миновало. Он сам туда спускался, даже провел в Обиталище безвылазно целых пять долгих лет. Правда, это заметно выше, чем жуткое инферно, но всё же… Это было… Он мысленно ахнул… Да, это было около тридцати лет назад. Дежурный механор распахнул перед ним дверь зала ожидания, и в лицо сразу же ударил гул и рокот многих голосов. В этом гуле было что-то такое жуткое, что он на миг остановился. Потом вошел, и дверь мягко закрылась за ним.
Прижимаясь к стене, чтобы ни с кем не столкнуться, он прошел в угол к свободному креслу и съёжился в нем, глядя на толчею вокруг.
Перед его взором в разные стороны сновали люди, шумные, суетливые, с чужими замкнутыми лицами… Чужаки, сплошь чужаки. Ни одного знакомого лица. Всем куда-то надо. Спешат. В последнюю минуту что-то вспоминают, мечутся туда-сюда…
В толпе мелькнуло знакомое лицо. Раскин подался вперед.
– Дядюшка! – крикнул он и почувствовал неловкость, хотя никто не обратил внимания на его возглас.
Механор остановился перед ним.
– Передай механику, – продолжил Дмитрий, – Мне надо немедленно возвращаться домой. Пусть начинает прогревать двигатель гравилёта. Мы улетаем!
– Сожалею, хозяин, – тихо заговорил Бэмс, – он не сможет сейчас этого сделать. Техники обнаружили неисправность в поворотном механизме додекаэдра, и теперь заняты его заменой. На это точно уйдет несколько часов.
– Не сомневаюсь, что с этим можно подождать до другого раза, – нетерпеливо возразил Раскин.
– Они говорят – нельзя. Сборку может прорвать в любую минуту. И вся энергия…
– Ладно, ладно, – перебил его Дмитрий, – Я понял, нельзя так нельзя. Возникло срочное дело, – заговорил он опять, – Только что вспомнил. Мне просто необходимо попасть домой, я не могу ждать несколько часов.
Он сидел как на иголках, глядя на мельтешащих людей.
Лица… лица…
– Может быть, вы свяжетесь по видеофону? — предложил Дядюшка, – И поручите кому-нибудь. Тут есть закрытый аппарат…