Каково же было его удивление, когда он обнаружил отданную кассирше купюру в своём бумажнике? Самсонов слегка изумился и внимательно осмотрел банкноту. Вне всякого сомнения это были те самые пятьсот рублей, подобранные им накануне. Мечта начинала сбываться наиболее фантастическим образом. Самсонов быстро пересчитал вчерашнюю сдачу. После оплаты у него оставалось триста девяносто шесть рублей, без копеек. Так Самсонов стал счастливым обладателем неразменных пятисот рублей.
Догадка нуждалась в безотлагательной проверке. Торопливо одевшись, Самсонов выскочил на лестничную площадку и нос к носу столкнулся с мрачными людьми, толпившимися у соседской двери. — Что случилось? - негромко поинтересовался Самсонов у стоявшего ближе всего к нему мужчины. — Иван Андреевич умер, - отвечал мужчина, держа в руках зажигалку и сигарету и не решаясь закурить. — Вчера вечером, собирался было вынести мусор, дошёл до двери и упал. Скоропостижно скончался. Что-то сердечное. — Понятно, - сказал Самсонов, придав лицу приличествующее случаю выражение. — Да, - упавшим голосом ответил мужчина, - живёшь вот так, живёшь, а потом — хлоп! — и кранты, сушите вёсла. — Э-э-х-х! - сокрушённо добавил он, махнул горестно рукой и закурил.
Самсонов сгонял в ближайший магазин, где купил необязательную мелочь на сто двадцать три рубля. Теперь, с прошлой сдачей, у него было семьсот семьдесят четыре рубля. Схема относительно честного обогащения вырисовывалась определённо. Оставалось выяснить, раскроется ли образовавшаяся в результате его нечестных манипуляций недостача.
Следующим днём Самсонов узнал, что таким же скоропостижным образом умер сосед слева. Эту намечавшуюся закономерность тоже следовало проверить.
Итог его практических изысканий был таков: в течение недели умер сосед сверху, сосед снизу и ещё двое из первого и третьего подъездов; Самсонов разбогател на четыре тысячи пятьсот восемьдесят шесть рублей сорок восемь копеек; чередой загадочных смертей заинтересовалась полиция и, кажется, какая-то спецслужба. Самсонов раньше просто бы не заметил этот маленький черный микроавтобус с глухо тонированными стёклами, припаркованный напротив его дома, а если бы и заметил, то не увидел бы в нём ничего подозрительного. Осторожность заставила его прекратить эксперимент и затаиться. Надолго.
Через несколько лет Самсонов уволился с работы, продал квартиру и уехал навсегда в неизвестном направлении.
Он стал очень расчётливым и не брал на одном месте слишком много. Часто переезжал. Траектория его движения по стране была отмечена смертями и напоминала сужающуюся к центру спираль. Центральной точкой его устремлений была столица. Он двигался к ней медленно, но упорно, так же медленно и упорно богатея. Теперь Самсонова было не узнать в этом дородном, самоуверенном господине с личным водителем, разъезжающим на «майбахе», с солидными счетами в отечественных банках и в оффшорах, обедающего в дорогих ресторанах и знакомого со многими полезными людьми в бизнесе и во власти.
Проблема выбора, говорите? Помилуй бог, о чем это вы?!
Философ
(деревенский)
Это Авенир Метёлкин. Авенир — стихийный философ. Экстракт, выдавленный и собранный из глубин народного опыта. Авенир не пишет книг. Природа ему благодарна. Он сохраняет леса и не загрязняет реки отходами целлюлозно-бумажного производства. Авенир разговаривает. Он беседует с людьми, и в беседах этих, неспешных и обстоятельных, рождается истина. Но Авенир не навязывает истину людям. Он осторожен и терпелив. Он указывает людям направление в поисках правды, а люди самостоятельно постигают её масштабность. Люди благодарны Авениру. Они приносят ему деньги, еду и курево. От денег Авенир отказывается. Авенир не нуждается в деньгах. Он любит выпить. Но Авенир не алкоголик. Добрая выпивка раскрепощает его ум. Люди берут деньги и покупают Авениру водку. Он сдаёт пустые бутылки. На вырученные от сдачи бутылок рубли Авенир покупает сладости и угощает ими детей. Авениру нравится радостные детский смех. Дети благодарны Авениру.
Авенир сидит на ошкуренном сосновом брёвнышке и курит беломорину. Глаза его хитро прищурены и в уголках глаз разбегаются веером лучики морщинок. Авенир умиротворённо улыбается и бережно гладит коричневой задубелой ладонью шероховатую поверхность соснового бревна.
— Вот как, значить! - ласково говорит Авенир, сплевывая густую слюну. - Надоть, надоть, - продолжает он, вылавливая их мятой пачки новую папироску.
— Людей-то сколько, - изнывая душой, тоскует Авенир, постукивая жёлтым от табака ногтем по папиросной пачке. - Э-э-э-э-х-х-х!
Чиркает спичка. Авенир подносит трепещущий огонёк к папиросе, глубоко затягивается и с дымным выдохом заходится в перхающем кашле.
— Здоровье уже.., - то ли жалуется, то ли извиняется Авенир. - Надоть, надоть, - хрипло повторяет он, гладя свежеошкуренное сосновое брёвнышко и в этом незатейливом «надоть» сокрыта по спудом вековая мудрость и сила народа.
Я тихо встаю и ухожу. Авенир глухо кашляет и бормочет что-то неразборчивое. «Надоть, надоть», - вспоминаю я и на сердце моё ложится светлая печаль.