Антон усмехнулся про себя вспоминая те весёлые денёчки. А вот и знакомая квартира, на веранде стоит деревянная массивная скамейка, где не хватает одной доски. Он поднялся по ступенькам и подошёл к выкрашенной в светло-зелёный цвет двери с цифрой 15.
Негромко постучал и как делал раньше всегда не дожидаясь ответа потянул на себя дверную ручку.
В прихожей коридора всегда был небольшой полумрак, на полу всё тот же шерстяной половик, небольшая вешалка с одеждой, справа холодильник, как и у родителей с названием “Бирюса” только немного другой модели.
Сердце у него бешенно колотилось, когда он ощутил этот знакомый запах, такой родной, но при этом его невозможно было описать словами. На кухне справа слышно было, как бабушка что-то готовит, а дед в комнате зала пытается отладить картинку на экране плохо показывающего чёрно-белого телевизора “Рубин” на ножках. Во второй комнате был виден старый потёртый диван с откидывающимися валиками на изголовье, чуть дальше старинная высокая, железная, полуторная кровать с кованными узорными быльцами, на которых были подвязаны белые шторки.
Слева вдоль стенки полированный шифоньер в каком он в детстве любил ковыряться находя для себя внутри него массу интересных предметов.
Он зашёл на кухню в тот момент, когда бабушка крикнула оттуда:
— Кто там пришёл?
— Это я, ба!
— Внучок, ты? А мы с дедом не ждали тебя сегодня.
— Да, решил проведать вас…— Он подошёл к сидящей на стуле, за старым деревянным обеденным, кухонным столом бабушке какая резала на доске овощи для борща и просто обнял её за шею. Он так соскучился за ней. Она не ожидала от внука такого проявления чувств и сначала немного даже растерялась, но потом обняла его в ответ держа в руках нож и недорезанную луковицу. С зала пришёл дед какой воскликнул увидев внука:
— О, Антошка пришёл к нам в гости. Как дела у тебя?
Антон повернулся к нему глядя на его добродушную улыбку и тоже крепко обнял за шею. Внутри маленького Антона сейчас плакал взрослый 48 летний Антон от того, что может вновь прикоснуться к этим двум дорогим для него людям. Деду пришлось даже присесть на стул.
— Ну, ты я смотрю соскучился за нами. И мы за тобой тоже.— Отстраняя его от себя произнёс дед чмокнув его в щёку.
Как первый день в школе? Уроки уже делаете?
— Да, нормально всё, — ответил Антон, поспешно смахивая навернувшиеся слёзы. Он не хотел пугать бабушку и деда своим неожиданным волнением. — Вот, решил навестить вас…
— Молодец, внучок, — сказала бабушка, с теплотой улыбаясь. — Сейчас борщ доварю, будешь с нами обедать.
— Побудь с нами Антошка, — подхватил дед. — А то редко теперь к нам заходишь. Всё со своими ребятами пропадаешь.
Антон сел на табурет у стола, глядя, как бабушка ловко шинкует капусту. Запахи варящегося борща смешивались со слабым ароматом стиранного белья и чем-то едва уловимым, что всегда пахло только в этой квартире — то ли старыми деревянными шкафами, то ли самим временем.
— Ба, а помнишь, как я маленький помогал тебе морковку на тёрке тереть? — вдруг спросил он.
Бабушка рассмеялась:
— Конечно помню! И всю кухню морковкой забрызгал. А потом сказал: “Бабушка, я больше так не буду — слишком морковно!”
Дед закашлялся от смеха, хлопнув себя по колену:
— Во-во! А потом он всё морковку из борща вылавливал, не любил. Вот странный ты у нас.
Антон почувствовал тепло от этих слов, словно внутри него разлилось солнце. Но в то же время защемило сердце: он понимал, что эти моменты — подарок, шанс пережить то, что давно утрачено.
— Иди руки мой, скоро будет готово.— Сказала бабушка тяжело поднявшись со стула, чтобы закинуть зажарку в кастрюлю.
Антон хорошо помнил, что у неё была тяжёлая форма диабета, она плохо и медленно ходила, больше лежала или сидела, иногда выходила на улицу, где с палочкой прогуливалась вдоль веранды, но готовила всегда отменно. Нередко пекла что-то или лепила вареники-пельмени. Борщи и супы у неё всегда получались просто отличными.