Пробегал по болоту волк, и выходил из леса медведь колыхать трясину — там, где ступал волк, поднялось железо, там, где медведь топтал лапой, проросла голубая сталь.
В то время родился Ильмаринен. Появился он на свет на выжженной подсеке, в куче углей, на угольной поляне, и от рождения в одной руке держал он молот, а в другой сжимал кузнечные клещи. Ночью Ильмаринен родился, а днем уже пошел строить кузницу. Искал он подходящее место для дела, где удобно ему будет поставить мехи, и увидел сырую землю, всю покрытую мелкими кочками. То было болото, на котором разглядел он в следах волка железо, а в следах медведя — синюю сталь; там и поставил Ильмаринен свое горнило, там разместил мехи.
Обустроив кузницу, сказал Ильмаринен железу: «Жаль мне тебя, плохое здесь место — лежишь вон как низко, и вода тебя мочит». И решил кузнец перенести его в огонь — в свое жаркое горнило. Затрепетало в ужасе железо перед безумием старшего брата, но сказал ему Ильмаринен: «Не тревожься — пламя родню не тронет. Ступай к нему в жилище: там ты сделаешься сильным и красивым — станешь мечом для героя и пряжкой для девицы». Положил кузнец железо в огонь горнила и раздул мехи — размякло оно в пламени под мехами и стало от жара, как тесто для хлебов. Не в силах вынести терзаний огня, взмолилось железо:
«Отпусти меня, Ильмаринен! Пожирает меня пламя!» — «Вот выпущу тебя, — ответил кузнец, — а ты, может, начнешь мстить за мучения людскому роду?» И тогда поклялось железо перед горнилом, наковальней и кузнечным молотом страшной клятвой, что, пока есть деревья для сечи, пока есть камни, чтобы рвать им сердца, не будет оно резать брата и не тронет сына матери — ведь жизнь с людьми мила железу, по нраву ему служить у людей ручным орудием. Достал тогда кователь Ильмаринен из пламени покорный металл, положил на наковальню и прилежно бил его молотом, выковывая топоры, мечи и острые копья, пока не изготовил все вещи, какие могут быть сделаны из железа.
Но не окончилась на том работа: чтобы прочно было лезвие и остро жало, стал готовить кузнец состав для закалки стали, сок для крепости металла. В ключевую воду добавил Ильмаринен щепоть золы и немного щелоку, но, отведав, остался смесью недоволен. Тут поднялась из травы пчела, покружила и подлетела к кузнечному горнилу. Увидя пчелу, попросил ее славный кователь принести на крыльях меду, а на языке нектар семи луговых цветов, что нужны ему для состава, закаляющего сталь и смиряющего ее нрав.
На беду подслушал шершень, слуга Хийси, с берестяной кровли кузницы, как собрался Ильмаринен закалять железо, и стрелой полетел к хозяину. Вскоре вернулся он, принеся с собой ужасы Хийси: шипение змей, черный яд гадюки, муравьиные укусы и нутряную желчь жабы, — все это бросил шершень в состав для закалки стали, в сок для крепости металла. Ильмаринен же подумал, что это пчела принесла ему сладкий мед и нектар луговых цветов, которые ждал он.
Достал кузнец из огня железо и погрузил его в готовую смесь. Вышло оттуда железо злым и беспощадным и коварно нарушило клятвы. С тех пор злобно режет оно людской род, не жалея ни брата, ни сына матери и заставляя кровь беспрестанно струиться из ран.
Дослушав повесть Вяйнемёйнена, закачал старик бородатой головой:
— Знаю я теперь происхождение железа и его коварный нрав, теперь я затворю кровь в твоей ране.
И начал знахарь свое заклятие:
Пока говорил старик ведовские речи, все больше укрощала кровь свой ярый бег и наконец утихла вовсе. Тогда послал старик сына в кузницу приготовить целебную мазь, чтобы без следа затянулась злая рана Вяйнемёйнена.
Взял мальчик нежные стебли знахарских трав, что никому почти ни здесь, ни в прочих краях не известны, взял цвет тысячелистника, медовые соты, собрал на щепу дубовый сок и бросил все это в кипящий котел. Три дня и три ночи варилось в котле снадобье — наконец, снял мальчик пробу и увидел, что не готова мазь, не то вышло средство. Тогда добавил он в варево новых трав — тех, что ведомы лишь сильнейшим в мире знахарям и чародеям, и после того еще три раза по три ночи кипятил на огне котел, пока не выпарился отвар до густой мази.
Решил мальчик проверить волшебное средство, вышел из кузницы и помазал сломанную осину — и исцелилось Дерево, распрямило стройный ствол, распушило ветви и стало крепче и краше прежнего. Помазал мальчик расколотый камень — и срослись куски, потер рассекшиеся скалы — и сошлись половины.
Принес он отцу целительную мазь, отдал в руки и сказал:
— Удалось мне это зелье — лечит оно даже камни. Старик попробовал мазь на язык и нашел средство годным. Натерев Вяйнемёйнену зельем рану, вытянул колдовской старик из тела песнопевца все боли и запер их обратно в ту страшную гору, из которой выходят болезни, — и ушла послушно боль внутрь утеса. Нога же Вяйнемёйнена стала крепче прежнего, исцелившись и внутри, и снаружи, так что никаких следов не осталось на месте страшной раны. И возрадовался мудрый певец, и заказал грядущим народам не делать на спор ни лодок, ни иного дела и не хвалиться будущей работой, ибо только великий Укко конец всем начинаниям дарует, а без него и герои слабы, и руки сильного — немощны.
10. Ильмаринен выковывает Сампо
От старика-знахаря погнал Вяйнемёйнен коня прямиком в Калевалу — только мелькали вдоль дороги деревья, — и ничего уже с ним по пути не случалось. По полям и болотам, по холмам и лесам мчались, скрипя полозьями, сани, а когда подъехал вещий певец к пределам родимой Вяйнёлы, к границам Осмо, то возрадовался и сказал такие слова:
— Пусть растерзает волк сонливого лапландца! Пусть приберет чума Йоукахайнена! Говорил он, что никогда не вернуться мне живым в долины Калевалы, но не вышло по его!
От радости искусно запел Вяйнемёйнен дивную руну и напел золотую ель на краю Вяйнёлы. Подняла она вершину к небу, подперла тучи и распустила золотые ветви. Пел, заклиная светила, старец, и спускался месяц на верхушку, и сходила небесная Медведица на ветви… Но недолгой была радость Вяйнемёйнена: чем дальше заезжал он в родные земли, тем тяжелее становилось у него на сердце и тем ниже склонялась его голова, ибо обещал он за свою свободу послать в угрюмую Похьолу славного Ильмаринена.