На радость всем пирующим были его песни — и старикам, и молодым, и тем, кто достиг середины жизни.
Кончил Вяйнемейнен, поклонился хозяевам и гостям и говорит такие слова:
— Пусть течет рекою пиво,
Пусть медовое прольется
В этом сумрачном жилище,
В этих избах Сариолы,
Чтобы днем здесь мирно пели,
Вечерами распевали,
Пока в доме жив хозяин
И пока жива хозяйка.
Пусть их труд найдет награду,
Пусть полны амбары будут,
Стол всегда заставлен снедью,
Сети полнятся добычей!
И на будущее лето
Пусть никто не пожалеет,
Что он был на этом пире,
Что сидел здесь на пирушке.
18. Невеста покидает родной дом
тшумел веселый пир в суровой Похъёле, в сумрачной Сариоле. Пришло время снаряжать невесту в путь. Пора ей расставаться с родным домом.
Уже и коня вывел жених, а невеста все еще не готова: одна коса заплетена, другая не заплетена, одна нога обута в башмачок, другая не обута, на одну руку надета рукавичка, на другую не надета.
Наконец вывела старуха Лоухи, хозяйка Похъёлы, свою милую дочку и говорит такие слова:
— Выйди, проданная дева,
Птичка купленная, выйди!
Уж кусает конь поводья,
Ожидают сани деву.
Вот ты, ягодка, уходишь,
Ты уходишь, цветик нежный,
Ты уйдешь, платочек пестрый,
В дом чужой войдешь, девица,
Из родной семьи в чужую.
Вот уходишь ты из дому,—
Забери с собой, что хочешь,
Но оставь в родимом доме
Сны, что ночью ты видала,
Речи матери любимой
И кадушку с маслом свежим.
Пенье брось на край скамейки,
К окнам — радостные песни,
Брось метле свое веселье,
Смех — к оборкам одеяла,
Шалость брось к печной скамейке
Иль отдай подруге детства —
Пусть несет ее в кустарник,
В рощу пусть ее забросит!
Причитает старуха Лоухи над дочкой, будто на гибель провожает ее, точно в огонь бросает милое свое дитя, словно медведю в пасть кидает свой нежный цветочек, волку на растерзание отдает свою любимую птичку.
Всеми злыми словами хулит она дом зятя: и очаг-то у него покрыт сажей, и в кувшине-то у него не вода, а болотная грязь, и мать у него злодейка, и сестры его злые насмешницы — их речи, словно мороз, леденят, как рыбьи кости, колют.
— Там сами двери будут тебя толкать, там и окна будут на тебя коситься, там каждая ступенька будет тебя с ног сбивать! Не слышать тебе в доме мужа ласкового слова, не знать веселья-радости, не есть досыта!
Слушает красавица Похъёлы свою мать и горько плачет. Уже полные пригоршни слез наплакала. А старуха Лоухи стоит над ней и приговаривает:
— Плачь, проданный цветочек! Еще не так наплачешься в чужой недоброй стороне, в мужнином доме! Плачь сильнее, моя брусничка! Будешь ты вспоминать родной дом, так тебе и слез не хватит!
Тут в голос заплакала красавица Похъёлы.
Озерами растекаются ее слезы по полу, шумными реками текут через порог.
Плачет она и говорит такие слова:
— Мать, отец, мои родные!
Ухожу с тоской на сердце
Из жилища дорогого,
Из отеческого дома,
Со двора, где подрастала,
Ухожу я с горькой думой,
Ухожу полна заботы,
Точно к осени в объятья,
Как на тонкий лед весенний:
Нет следов на льду весеннем,
Нет следов в болотной топи.
У меня, у бедной, думы,
У меня, печальной, мысли —
Точно край у темной тучи,
Точно тьма ненастной ночи.
Так ли думала, гадала?
Я ждала иного в жизни.
Я хотела быть кукушкой,
По холмам хотела кликать
В годы юности цветущей,
В эти годы молодые.
Не лечу теперь кукушкой,
Чтобы кликать над холмами,—
Точно уточка, далеко
Я плыву в волнах холодных,
В ледяной воде я дрогну.
Может кто-нибудь подумать,
Кто-нибудь сказать мне может:
«Нет у девушки-невесты
Ни заботы, ни печали».
Люди добрые, молчите,
Милые, не говорите!
У меня заботы больше,
Чем камней у водопада,
Чем на топком месте ветел,
Вереску в лесу сосновом.
Их не сдвинула бы лошадь,
Чтоб дуга не покачнулась
И хомут не затрещал бы —
Столько у меня печали,
Столько у меня заботы!
Уже и пива прощальный ковш выпит, уже и сани пестрые стоят у ворот — передком на улицу смотрят, боком на конюшню глядят, спинкой к дому повернулись, — а невеста все плачет не наплачется.