Говорит ей старый, мудрый Вяйнемейнен:
— Ты не плачь, мой зеленый друг, не горюй, белый пояс! Дождешься ты лучшей доли, будешь еще смеяться, будешь плакать от веселья, петь от радости.
И вот принялся Вяйнемейнен мастерить из березы кантеле.
Сначала короб вырезал. Славный получился короб — весь в прожилках, словно разрисован затейливыми узорами.
Где же взять теперь колкй для поющих струн? Из чего сделать гвоздики?
Рос на поляне высокий дуб. Много на нем веток, много на ветках желудей. Каждый желудь покрыт крышечкой, на каждой крышечке сидит кукушка. Поет кукушка, и серебряной струйкой льется песня из ее горла, золотыми каплями падает на землю.
«Из этого серебра сделаю я гвоздики для кантеле, — думает старый, мудрый Вяйнемейнен. — Из звонких золотых капель сделаю колки для поющего короба».
И как задумал, так и сделал.
Вот уже совсем готово кантеле, только струн не хватает.
Пошел Вяйнемейнен искать струны.
Видит — сидит на лугу девушка и тихонько поет. Не грустно поет и не весело. Поет она, чтобы скоротать время. За песней скорее день кончится, а там и милый ее придет.
Просит у девушки Вяйнемейнен:
— Дай мне, красавица, пять волосков из твоих кос, чтобы мог я на утеху всем добрым людям сделать многострунное кантеле.
И дала ему девушка пять тончайших золотых волос, пять шелковистых нитей.
Теперь всё есть у Вяйнемейнена.
Натянул он струны на узорчатый короб — и вот снова держит в руках поющее кантеле, земную усладу.
Осторожно поставил он короб на колени и тронул струны легкими пальцами.
И сейчас же в ответ ему зазвенела всеми своими листочками белая береза, отозвалась из густой зелени кукушка, нежно запел девичий голос.
Быстрее побежали его пальцы по струнам, громче заиграл старый, мудрый Вяйнемейнен.
До самых дальних селений донеслись звуки кантеле, и весь народ Калевалы вышел, чтобы послушать песни Вяйнемейнена.
Старики, и дети, и те, кто достиг середины жизни, — все обступили мудрого песнопевца. И, внимая пению струн, мужчины в молчании склонили головы, матери забыли о своих печалях, юноши задумались, девушки прослезились.
Один день, и другой, и третий играет старый, мудрый Вяйнемейнен.
От зари до зари звучат его песни.
Играет ли он в своем жилище — и в ответ ему поет потолок, весело звенит крыша, напевают, раскачиваясь, двери, звонко перекликаются окна.
Раздается ли его песня в лесу — и старые сосны низко кланяются ему и роняют к его ногам шишки.
Идет ли он с песней по роще и лугу — и каждая веточка ласкает его, каждый цветочек смотрит на него с любовью.
Повсюду приносят его песни радость и веселье.
Для услады всех живущих на земле звенит его кантеле.
33. Хозяйка Похъёлы похищает солнце и месяц
рослышала хозяйка Похъёлы, злая старуха Лоухи, что не пропало чудесное Сампо, что даже обломки его приносят счастье и богатство сынам Калевалы.
Не спит она и не ест, об одном думает: как бы извести ненавистное племя.
Наслала злая старуха на Калевалу болезни, но одолел их старый, мудрый Вяйнемейнен и заточил в каменную гору.
Выгнала она из лесной чащи медведя, чтобы разорвал он тучные стада Калевалы, но убил медведя старый, мудрый Вяйнемейнен.
И снова мир и покой сошли на поля и рощи Калевалы.
Под звуки поющего кантеле, под песни старого, мудрого Вяйнемейнена радостью начиналось утро в жилищах Калевалы, весельем кончался вечер.
Донеслись песни Вяйнемейнена до самого неба. Выглянул из своей избушки месяц, вышло солнце из своих золотых покоев, и спустились небесные светила пониже, чтобы послушать, как играет на кантеле старый, мудрый Вяйнемейнен.
Ясный месяц уселся на березу, а солнце тут же рядышком опустилось на сосну, да так и засияло от удовольствия.
Слушают солнце и луна Вяйнемейнена и не могут наслушаться.
А старуха Лоухи не дремлет.
«Не хотел Вяйнемейнен, чтобы Сампо мне служило, — думает злая хозяйка Похъёлы, — так теперь солнце и месяц будут мне служить».
Никто не видел, никто не слышал, как пробралась она в Калевалу. Схватила старая Лоухи с березы месяц, сунула за пазуху солнце и побежала к себе в Похъёлу. Да по дороге прихватила еще огонь из очагов, чтобы и в жилищах Калевалы не стало света.