Тут о деле поразмыслив,
Заработал он ногами
И в обратный путь пустился.
А когда в конце дороги
Вышел на берег озерный,
Он услышал крик далекий,
Словно плачущая дудка
Слуха тонкого коснулась.
Даль окинув зорким взглядом,
За широкими полями
Увидал он луг и стадо:
Перед волком сероглазым
Все овечки сбились в кучу,
Плакал мальчик-пастушонок,
Средь полей на помощь клича,
А в клыках у волка билась
Обомлевшая овечка,
Только что ее разбойник
Дерзко выхватил из стада.
То единственное было
Достоянье сиротины, —
Для того ль овцу лелеял,
Чтоб ей сгинуть в волчьей пасти?
Калев-сын, беду увидев,
В руки взял валун тяжелый
В сероглазого нацелясь,
Валуном зашиб он волка,
Схоронил его под камнем.
А овечка ускользнула,
В два скачка вернулась к стаду.
Тот валун поныне виден,
Был же он больших не больше,
Но и не был меньше малых, —
Лег он камнем путеводным.
Из того седого камня
Вышло б жерновов две пары,
А в глубокий след от пальцев
Малорослый пастушонок
С головой бы мог укрыться.
Выйдя на берег озерный,
Думать стал Калевипоэг:
«Наломать бы мне деревьев,
Наносить камней тяжелых,
Крепкие быки поставить,
Славный мост бы я построил
Через озеро Чудское».
Как задумал, так и сделал:
Начал мост мостить проворно;
Клал он вниз большие бревна,
Поперечными скреплял их,
Камни сыпал в середину,
Возводил быки — в защиту
От напора волн могучих.
Вот уж мост — шагов на сотню,
Вот — на тысячу проложен,
Вот — верст на пять протянулся,
Дальше тянется ко Пскову.
Вдруг хлестнул свирепый ветер.
И от тяжкой пляски бури
Пейпси-озеро взбурлило,
Волны пенные взревели.
Мост не выдержал напора:
Недостроенный — не мог он
Удержаться против бури,
Затрещал и рухнул в волны,
Лишь обломки забелели:
Те, крутясь, поплыли к югу,
К северу неслись иные.
Богатырь Калевипоэг
Тут задумался глубоко:
«Для чего в пустых забавах
Я напрасно время трачу,
Этот мост сооружая?
Не верней ли та дорога,
Что идет через глубины,
Напрямик идет сквозь волны —
К берегам, откуда прежде
Гору теса притащил я?»
В путь далекий собираясь,
Наловить он вздумал раков.
Выгреб пригоршню он раков,
Доверху набил котомку.
На берег котомку бросил:
Унести ее — была бы
Мужикам троим работа,
Четырем здоровым бабам,
Пятерым под силу ноша.
Калев-сын раздул гнилушку,
Запалил костер из щепок,
Раков высыпал из сумки
На пылающие угли, —
Всех испек и съел их разом.
Так нутра жестокий голод
Утолив наполовину,
Вновь он двинулся в дорогу,
Зашагал тропой знакомой —
Мимо озера ко Пскову.
А пока путем знакомым
Он шагает, не встречая
Ни помех, ни искушений, —
Мы пойдем в луга иные,
Выслушать иные вести…
В дни, как славу куковал я,
Серебром вызванивая,
Повернул к прибрежьям Пейпси, —
Много там мне повстречалось
Золотых воспоминаний,
Дюжина отметин ярких
В памяти моей осталась…
Возле озера Чудского
В неком доме пребогатом
Под хозяйским строгим оком
Жил сиротка одинокий,
Рос малютка-пастушонок.
Пас малыш овец хозяйских,
Охранял ягнят от волка,
Сторожил коровье стадо.
Раб с пеленок, сиротина,
Далеко гонял он стадо:
Гнал коров в густой ольховник,
Выгонял телят в березник,
А овец — на луговину.
Хорошо берег он стадо,
Хоть суровая хозяйка
Не дала ему под осень
За труды его, за муки
Даже новой одежонки.
Раб с пеленок, сиротина,
Куковал он, как кукушка,
Ольхам пел свои печали,
Скорбь свою — березам белым,
Горе вечное — осинам:
«О, я сын раба несчастный,
Ягодка заброшенная!
Без отца я — беззащитный,
Без родимой — несогретый,
Брат по выгону не ходит,
Вечером сестра не встретит,
Золотая — не приветит.
Нет родни — меня утешить,
Сиротину успокоить!
Мать моя ушла в могилу,
Спит отец мой под курганом,
Брат убит на поле брани,
Унесла чума сестренку.
Дядя мой зачах от горя,
А другой — от злой недоли.
Я ж остался одиноким,
Беззащитным сиротою,
В рабство отданный — на муки…»