Не рассказал я ему про человека-нейтрино, продукт эпохи развитого социализма. Сказал — бог ведает.
А бога ведь, пожалуй, нет.
Кстати, о боге и о религии.
Пиво с успехом может заменить любую религию. Когда-нибудь львовские пивные дождутся своего Гиляровского. В «Мюнхене» большая очередь, «Три соска» далеко, и я иду на «Перевал».
Там я вижу Борю, Вову, Серегу, Нондия. Они уже берут. Полный, загорелый, начинающий уже лысеть Боря объясняет что-то пивной женщине, он полон такта. Вова одной рукой берет четыре кружки, проходит в следующий зал и занимает столик в углу. Я трогаю Борю за плечо. «А-а, здравствуй, кабаний», — говорит он и берет мой рубль. Мы ждем, пока спадет пена.
А из угла слышится Вовкин гогот: «…и грудь, я думал, вот такая. Она как легла, я сразу руки к грудям, думал, оттянусь, а груди — по сторонам, и в руках пусто.»
Я располагаюсь напротив Вовки.
«Ну как там дела в Питере?» — спрашивает он.
«Перестройка в полный рост, — отвечаю я, — местные сумасшедшие лечат общество от безумия».
Пивной разговор продолжается, Боря рассказывает анекдоты о Леониде Ильиче, Вова цепляет знакомых, я, как всегда, перехожу на очень плохой немецкий язык, извергая пословицы, поговорки и крылатые фразы эпохи третьего рейха.
Отоспавшись в комнате, снятой за тридцатку у шабашника-алиментщика, я еду к Екатерине.
Екатерина живет в общежитии, ей не нравятся усатые молодые люди. Не будучи таковым, я снискал себе ее добрые чувства. Правда, мой бестолковый образ жизни у кого угодно вызовет оторопь, поэтому наши отношения постепенно сходят на нет. Однако окончательно перестать встречаться с ней выше моих сил, ибо она — оазис спокойствия, здравого смысла и морали. А я ведь с ума сойти боюсь.
Однако, кажется, это последняя встреча. Я пою ее вином, а она не пьет, я лезу ей под юбку, а она вырывается, я несу какой-то бред, а она в ужасе смотрит мне в глаза, ибо в отличие от меня сознает бредовость этого бреда.
Ладно, мы идем в кафе и берем горячий шоколад. Чтобы облегчить ей разрыв со мной, я, безвольный человек, предлагаю ей заплатить три рубля. Она с облегчением платит, и мы расстаемся.
Боже, какая она была чистенькая и славная!
Я еду к себе в общежитие. Это общежитие института, куда страна опрометчиво послала меня работать. Я прописан в комнате с тремя интересными людьми. Один — рабочий-украинец (следовательно, националист) — повесил на стене цитату из Райха о сексуальной революции. Портвейн он очень любит. Другой — инженер — борется в институте за права человека. Он редактор «Комсомольского прожектора» и как-то выступил со статьей об отсутствии жилья для молодых специалистов и о нежелании администрации пойти им навстречу. Администрация прорабатывала его чуть ли не ежедневно, сняв, естественно, в тот же день клеветническую статью. На всех собраниях он оправдывался и говорил, что его неправильно поняли. Потом на собрании у коммунистов он раскаялся в содеянном и повесил на дверь комнаты огромный черный портрет Ленина с грустными глазами.
Когда во Львов приезжала моя мать, она говорила мне: «Игорек, что висит у тебя на стенке? Что это за женщина с микрофоном? Посмотри, — она с уважением показывала на стенку соседа, — Мусоргский. Цветы. Карта мира».
Зачем же мне вешать карту мира, если других стран не существует? Кто-то там что-то рассказывал, что где-то там был — так вспомните Жюля Верна или барона Мюнхгаузена. Англия, Франция, Албания, Америка? Не знаю. Докажите мне, что они существуют. Скажете, польское телевидение. А кто сказал, что оно польское? Передачи и из Москвы передавать можно. Слухи о жизни без паспортов и прописки — сильное преувеличение. Откуда негры берутся? Там у них, в Москве, лаборатории хорошо работают. Может, даже Комитет какой существует по дезинформации, чтобы вовсю создавать видимость, что существует заграница. Репортажи с Западного берега реки Иордан можно вести и из Чикмента. Для предвыборной кампании в США подойдет и Литва — не случайно американцев в кино играют литовцы. Зачем это надо? Мало ли зачем. Чтобы народу было интереснее жить, чтобы у народа была мечта о земле обетованной. А те, кто добивается права на выезд — забавные люди. Может, их прямо в космос запускают, как Белку и Стрелку. Земля, говорите, круглая? Возможно. Но вот поразмыслите хорошенько — никто из ваших знакомых в Сибирь или на Дальний Восток не ездил? Ездили. Через Урал, через Новосибирск, через Красноярск. А обратно как возвращались? По Балтийскому морю приплывали? Или через Одессу? Как бы не так. Через Красноярск, Новосибирск, через Урал возвращались. Вот то-то и оно, вот такая она круглая.