Растревоженный, внезапно проснулся Артур и так тряхнул Фомина за плечо, что тот прекратил выть и снова впал в небытие, в нежные объятия Морфея.
Интерес представляют также история крещения Артура святой водой в Вильнюсе и прощальный ужин в гостинице «Латвия» в Риге, где он залез под стол в знак протеста против нежелания соседней телки пойти с ним в номер.
Вот этот человек шевелится, вот он пытается стряхнуть цепи сновидений, опутавшую его вторую реальность.
Вот он уже сидит. Он видит,как я пью вино, и ожидает какой-то фразы. Я готов говорить, я рад говорить, я говорю.
— Что, милый, не спишь по ночам? Может, живешь зря?
— Ц., есть поговорка специально для тебя. Я ее берег к твоему приезду. Для бешеной собаки семь верст не крюк.
— Замечательная поговорка. Надо запомнить.
— Запомни.
Он выпивает свой стакан. Трамваи под окном танцуют брейк-данс. Я приехал к Артуру, чтобы взять его к себе на дачу на выходные.
— Так ты едешь в Великие Луки?
— Не еду.
Каждая буква произносится четко.
— Мне надо ехать открепляться. У меня не осталось больше денег.
— Только и слышу: деньги, у меня кончились все деньги. Однако деньги появляются снова и снова.
— Деньги! Деньги появляются по весне, их приносят птицы. Весна пришла, с собою денег принесла.
— И унесла. Серьезно, нет денег. Я купил себе много вещей.
Я смотрю на куртку. Зеленая куртка из крупного вельвета с биркой «EASY LIVING». Несомненно самопал. Несколько пар хорошей обуви.
— Хорошие туфли, — говорю я.
— Хорошие.
Мы выпиваем вино. Зашла девка, она выпить не прочь. Я продолжаю говорить.
— В Великие Луки поехали. Искупаемся в озере, коньяка попьем, вина сладкого попьем.
Ее зовут Оля. Или Наташа. Ее перстень, ее резкие цвета. Артур, наконец, встал, надел зеленую куртку.
— Ладно, поехали, ты сведешь меня с ума, — говорит он. — У меня денег только на билеты и на вино.
— А остальное и так будет. Насыщенная, яркая, интересная жизнь ждет нас впереди.
Мы собрались, поехали на вокзал. Тетка дала мне в дорогу бутылку самогона — передать родным.
В Луках водка по карточкам. Попал в вытрезвитель — лишайся карточек на месяц. Язвенникам и работающим пенсионерам не положено. Те и другие протестуют, это ограничивает их свободу. Право на выпивку — это все равно что право на выезд, хотя бы временный. Так что в каком-то смысле в Луках нарушают Хельсинкский акт.
Захожу в магазин, покупаю килограмм масла. Обещал привезти родителям. На пустыре за вокзалом под деревьями выпиваем по нескольку глотков самогона. Глаза девки поблескивают. Продолжаем беседу.
— Я вообще не хочу заниматься чем-либо, связанным с электроникой, вообще техникой. Я глубоко убежден, что это не приносит ничего, кроме вреда. Пусть будет меньше видеомагнитофонов, зато люди будут счастливее, — говорит Артур.
У него диплом инженера-электромеханика. Он продал свой дорогой магнитофон и каждый день ходил обедать с вином в пиццерию, пока не кончились деньги.
— Больше будет видеомагнитофонов. Если на войну не работать. Не делать танков и самолетов, не начинять их всякой дрянью. Я не хочу работать инженером. Эта профессия когда-нибудь прикончит весь мир. Я вообще не знаю, чем нужно заниматься, чтобы не приносить вреда. Во всяком случае, надо не причинять себе головной боли. Не связываться с секретами. Подальше от обороны, секретов, тайн. Не люблю тайн. Надоели секреты. Единственная тайна —- это что в мире нет ничего.
У меня такая же специальность, что и у Артура. С той разницей, что я уже работаю. Инженером в режимном институте.
Билеты удалось купить только в общий вагон. Сразу же перешли в плацкартный, сидим у проводницы на тюках с бельем. Пьем самогон.
— Замечательный самогон, — оцениваю я качество напитка. — Спутник странствующих монахов в эпоху парадности.
Я разглагольствую, а фея ночного поезда и король Круглого стола пьют, обжигают пищевод.
Пищевод горит.
— Я хочу заесть чем-нибудь, — говорю я, забыв, что закуски взять неоткуда.
Артур морщится:
— «Я хочу». Надо говорить просто «Хочу». Нельзя хотеть того, чего нет, это производит разрушения. Хотеть можно то, что рядом, что вокруг.
— И любить то, что рядом?
— Конечно! Нельзя реально чем-то обладать,что-то делать своим, ты это обязательно потеряешь. Любить надо то, что у тебя невозможно отнять. Так что нельзя говорить «Я хочу», надо убирать «Я». «Хочу», просто «хочу», то есть хочу того, что уже есть. Нельзя кого-то на самом деле любить, на самом деле. Это все, конец. Это самоубийство. Ненавижу людей, которые говорят «Я люблю», «Я хочу». Они не понимают, что говорят.