Калигула
1
- Гай Цезарь, да здравствует Гай Цезарь! - слышалось отовсюду. Пестрые одежды людей смешались со всадниками, гарцевавшими на белых лошадях. Казалось, лошади тоже чувствуют всеобщее настроение и, подхваченные вихрем людских настроений, несутся вперед. Во всеобщей суматохе было трудно расслышать шум колесниц.
На лицах людей можно было увидеть радость и счастье, словно на землю снизошел великолепный, прекрасный, мудрый и величественный Бог. То тут, то там слышался веселый смех и радостные возгласы. Народ ликовал: наконец-то на престоле Рима долгожданные император - сын великого и любимого всеми Германика!
Каждый сегодня отдал бы за него все, что имел. Колесницы продвигались вперед.
- Посторонись! - кричали возничие какому-нибудь зазевавшемуся бродяге.
Император ехал по городу после того, как поместил урны с прахом матери и братьев в мавзолее. Как примерный сын, он устроил в честь матери Агриппины цирковые игры и сейчас, на одной из колесниц везли его божественное изображение.
Молодая светловолосая девушка в простеньком пеплуме выбежала вперед и колесница едва не задела ее.
- Фабия, отойди в сторону или, клянусь Поллуксом!.. - прикрикнул старик.
- Но отец, я так хочу посмотреть на императора, нашего Бога! - упрямо ответила Фабия, с открытым ртом наблюдая за процессией. Люди здесь казались ей едва ли не Богами, сошедшими с высот Олимпа.
Калигула промчался на колеснице. Все, что можно было заметить - это его внушительный рост и бледное лицо.
- Живи вечно, цезарь, сын Германика Друза! - послышались крики из толпы.
- Да хранят тебя боги!
Словно тень из преисподней, из толпы вынырнул нищий карлик-горбун. Он стал вглядываться в счастливые лица людей и его лицо исказила какая-то зверская гримаса: полу-злорадная и полу-ненавидящая. Он заковылял, с трудом продвигаясь вперед.
- Я видела самого Бога! - не могла уняться Фабия, прыгая вокруг отца и радостно хлопая в ладоши. Торквиний, старый хозяин рыбной лавки и отец девушки, строго погрозил пальцем.
Фабия продолжала прыгать и визжать от восторга, пока не заметила уродливое лицо карлика-горбуна и чуть не вскрикнула от ужаса.
Карлик смотрел на нее. Шрам, который проходил через все лицо, заставлял его всегда улыбаться. Кучерявые волосы падали вниз, словно кольца Горгоны. Карлик был настолько уродливым, что нельзя было смотреть на него без отвращения.
Единственное, что осталось в нем красивым - это голубые глаза, смотрящие куда-то вдаль, за горизонт, и, казалось, они способны видеть то, чего не видят остальные.
- Ты красивая! - сказал карлик, проведя ручонкой по светлым золотистым волосам. Девушка вскрикнула и спряталась за отца.
- Отойди от моей дочери, уродец, ты можешь ее сглазить, - погрозил кулаком Торквиний.
Лицо карлика по-прежнему искажала зверская гримаса.
- Чему вы радуетесь?! - с возмущением сказал горбун. - Чудовищу, которому отдана власть над Римом?! Не будет на свете лучшего раба и худшего государя!
Лицо Торквиния исказилось от негодования:
- Что говоришь ты, несчастный, в своем ли ты уме?! Иди отсюда, пока тебя кто-нибудь не услышал.
- Чудовище, чудовище, Калигула - чудовище! - не унимался карлик, словно дразня. Троквиний поднял с земли камень.
- Не нужно, отец, - тихо ответила Фабия, - он и так несчастен. Наверное, боги затмили ему разум.
Торквиний устыдился и выбросил камень:
- Прости, радость моя, просто я в сильном возмущении.
- Чудовище, чудовище! - слышался уже отдаленный голос карлика. А люди продолжали ликовать и петь хвалебные гимны любимому императору. Они встречали и провожали его, как самого Бога. Вдалеке еще виднелись великолепные колесницы, запряженные белыми скакунами, которые поднимали облако пыли. Народ продвигался за колесницами.
Двое юношей наблюдали за процессией. Один из них, темноволосый, имеющий смелый и открытый взгляд и прекрасные черты, обернулся к другу:
- Деций, я мог бы сочинить четверостишие в честь сегодняшних празднеств.
Он поднял вверх правую руку, декламируя:
- В лагере был он рожден, под отцовским оружием вырос: это ль не знак, что ему высшая власть суждена?
Деций одобрительно кивнул рыжеволосой головой:
- Слыхал последние новости? Гай Цезарь разыскал запрещенные сенатом сочинения Кассия Севера и Тита Лабиена, теперь их можно читать! Да, Сервий, это несомненно будет великий император и к нему будут относиться с такою же любовью, как и к его отцу.
- А я слышал, что Калигула отдал восемьсот тысяч систерциев какой-то вольноотпущеннице, которая не выдала преступлений своего господина под самыми жестокими и изощренными пытками. Он любит и почитает умерших родственников, но не забывает и о народе. Гай Цезарь - сама добродетель и справедливость!