8
В мартовские иды неожиданно ударила молния в комнату дворцового привратника. Калигула счел это дурным предзнаменованием и поехал к астрологу Сулле, чтобы тот все ему растолковал.
- Я хочу знать, что говорят олимпийские боги богу Калигуле, - сказал он.
- Они говорят, что тебя ждет неминуемая смерть, - бесстрастно ответил Сулла и Калигула в ужасе ушел. В эту ночь он не мог заснуть, его посещали видения. Но, вдруг, словно бог сна Морфей, наслал на него сон. Калигуле приснилось, будто бы он стоит возле трона самого Юпитера и бог толкает его ногой и низвергает на земь. Проснувшись в холодном поту, Калигула поспешил в храм, чтобы принести жертвы богам, но обляпался кровью фламинго, считая это также дурным предзнаменованием. Решив отвлечься, Калигула захотел посмотреть мим, где играл его любимый Мнестер. Выйдя на сцену, актер, выбегающий из-под обвала, сплюнул кровью. Вся сцена вдруг оказалась в крови, Калигула, испугавшись, покинул зал.
- Цезарь, - сказал Сервий, - я посвятил тебе новый стих, не желаешь взглянуть?
"Кто три года напролет
Тиранит Ромула народ?
Калигула, безмозглый идиот"...
Прочитав это, Калигула лишился дара речи. Сервий боялся, но уже решил сделать то, что надо было сделать ему с самого начала. Он знал, что его сейчас ждет, но не жалел, ибо на душе у него стало тихо и спокойно.
Калигула еще молчал.
"Это конец", - подумал Сервий, - "он придумает для меня наиболее изощренную пытку".
- Стража! - завизжал Калигула.
- Мы здесь, цезарь! - сказал Херея, подойдя к нему сзади и ударом меча глубоко разрубив затылок. - Делай свое дело!
Корнелий Сабин спереди пронзил ему грудь, Калигула упал, крича:
- Я жив!
- Бей еще! - крикнул Херея, добивая его.
Сервий не мог прийти в себя. Дрожали занавески, из-под которых торчали чьи-то сандалии. Корнелий отодвинул занавеску: за ней прятался заика Кдавдий.
- Ave Ceaser! - закричал Херея. Они подхватили ничего не понимающего Клавдия и выволокли к народу, представляя людям, как нового императора...
...С приходом на трон Клавдия в Риме настал мир и покой. Огромный ларец с ядом, найденный в покоях Калигулы, он приказал вышвырнуть в море и зараза была такая, что передохла вся рыба.
Клавдий вернул многих из ссылки, освободил из тюрем несправедливо осужденных, среди которых был и Фабий Прокул, которого не успели выкинуть диким зверям. Клавдий совершенно справедливо носил титул "божественный", подаренный народом. После возвращения Прокула, Сервий встретил Фабию.
- Теперь мы никогда не расстанемся, моя лучезарная, - сказал Сервий, прижимая ее к себе. - Власть чудовища пала и теперь никто не сможет разлучить нас.
- Да, - улыбнулась Фабия.
- Клавдий, да здравствует божественный Клавдий! - закричал карлик-урод. Сервий и Фабия уже где-то видели его. Конечно же, в день воцарения Калигулы, но теперь наступил другой день, гораздо счастливее. Карлик больше не вызывал у них испуга или омерзения. Они искренне радовались вместе с ним. Карлик похлопал Сервия по плечу и шутливо подмигнул. Сервий и Фабия улыбнулись. Они собирались пожениться и уехать в какое-нибудь тихое местечко, подальше от дворцовой суеты. Кошмар закончился для них и впереди ждало только безбрежное счастье, которое уже никто не в силах был нарушить.
Тело Калигулы унесли в тайне и сожгли в Ламиевых садах, забросав кое-как дерном. Позже его вырыли и погребли сестры.
Садовников этого сада мучили привидения, а в том доме, где был убит Калигула, спать без ужаса было невозможно. поговаривают, что он кишел призраками. В конце концов, в доме начался пожар и он сгорел дотла.
Люди не сразу поверили в то, что Калигулы больше нет, что никто не будет больше закрывать житницы и обрекать их всех на голод, никто не будет больше скармливать людей диким зверям и убивать только потому, что ему так захотелось. Многие думали, что Калигула специально распустил слух о своем убийстве, чтобы узнать, что о нем говорят в народе.
Странную закономерность заметили историки - все цезари с именем Гай погибли от меча.
Так Гай Цезарь Калигула прожил двадцать девять лет, правил три года, десять месяцев и восемь дней. Его царствование не предали забвению, чего он боялся больше всего. Но времена эти отметились его жестокостью и безумием. О них еще не раз вспомнят потомки, вспомнят о величайшем безумце и отличившемся особой жестокостью императоре. Но все это кануло в прошлое, осталось навсегда на страницах истории римского народа.