2
Из императорской залы раздался смех. Ночь спустилась на Палатин, но, похоже, кому-то не спалось. В середине галереи с мраморными бюстами предков выделялись два бегущих силуэта. Они громко смеялись.
- Тише, Гай, - капризно сказала спутница, - ты перебудишь весь Палатин.
- Ну и что! - раззадоривающе ответил Калигула. - Мне все равно, теперь я император, император! - он запрокинул голову и громко рассмеялся. Друзилла шутливо погрозила ему пальцем. Калигула обхватил голову из мрамора, его брови нахмурились:
- Кто посмел поставить сюда статую этого безродного Агриппы! Он не наш дед, я запрещаю причислять его к роду Цезарей, в моем роду не должно быть безродных! - в его глазах можно было заметить жестокость. Но сестра и любовница, Друзилла, лишь мило и невинно улыбнулась. Калигула смягчился. Он хмыкнул, посмотрев на изваяние бабки Ливии Августы и, взяв Друзиллу за ручку, отправился в свои покои. Они упали на ложе. Калигула наклонился лицом к сестре. Их глаза находились почти рядом. Он сделал попытку ее поцеловать, но сам отпрянул в сторону, проговорив:
- Теперь я цезарь!
- Да, цезарь, ты - мой цезарь! - ответила Друзилла.
- Твой цезарь! - широко улыбнулся Калигула и, схватив ее за подбородок, поцеловал в губы. У Друзиллы перехватило дыхание.
- Ты любишь своего цезаря? - спросил Калигула.
- Да, я люблю его, люблю! - ответила Друзилла. Калигула засмеялся и упал рядом с ней на ложе, взяв сестру за руку.
- Гай, - сказала она, - Гай...
- Что? - спросил Калигула.
- А ты любишь меня больше, чем нашу сестру Ливиллу или этого поэтишку Катулла?
- Да, - ответил Калигула, - я любил тебя еще с тех пор, когда в детстве лишил тебя девственности. Помнишь, тогда бабка Антония застигла нас вместе?
- И потом выдала меня замуж за этого Луция Лонгина! - с обидой произнесла Друзилла.
- Но я прогнал его, - стал оправдываться Калигула, целуя ее белую шею. - Теперь ты будешь моей женой, моей и больше ничьей. Если ты изменишь мне, Друзилла, я убью тебя, слышишь, тебя, себя и весь римский народ. Я выпущу на площадь диких зверей, я велю забивать людей бичами, я...
Она легонько закрыла его рот рукой:
- Хватит, Гай, ты пугаешь меня!
Калигула продолжал целовать его в шею, приговаривая:
- Такая хорошая шея, а прикажи я - и она слетит с плеч! - он посмотрел на испуганное лицо сестры и снова рассмеялся. Продолжая страстно целовать Друзиллу, Калигула задернул полог.
Когда он проснулся среди ночи, Друзилла уже крепко спала. Калигула с огромной любовью посмотрел ей в лицо и провел по нему рукой. Осторожно поцеловав Друзиллу, Калигула вышел из покоев. Идя по зале и прислушиваясь к тишине, он остановился возле статуи Юпитера, смотря на его величественный образ. Наклонившись к мраморному уху Юпитера, Калигула прошептал:
- Что, думаешь, ты выше меня? Кто ты такой? Фигура, слепленная ваятелем. Скоро я поставлю сотни, нет, тысячи своих статуй и стану великим. Да, я стану Богом! И кто будет молиться тебе и приносить тебе жертвы, когда Богом стану я! - он усмехнулся и потрепал Юпитера по щеке. - Настала новая эра, мой друг, в которой новый Бог - Калигула! - он отошел от статуи, потом с наглой улыбочкой еще раз повернулся к Юпитеру и пошел переодеться в платье и парик для своих ночных оргий. Переодевшись, и взяв с собой пару-тройку верных людей, Калигула любил совершать ночные прогулки по всяким забегаловкам и притонам. Делал он это еще при Тиберии, но тот не ставил запретов, считая, что возможно, этим Калигула умерит свой жесткий нрав.
Нахлобучив парик, император вышел на прогулку, туда, где будут приключения и много вина.
Калигула мог зайти даже на Субуру, чтобы посмотреть, как живет чернь и что она говорит о нем и его роде. Наряжаясь в разные платья, он был то нищим, то солдатом, то бродячим актером. Он мог позволить себе любую вольность, зная, что сзади также замаскированная охрана с мечами.
Зайдя в кабак, цезарь приказал принести вина - все, что было у хозяина. Хозяин очень поразился тому, что нищий выкладывает за вино такие деньги, но промолчал (и это было его счастьем). Рядом сидели Деций и Сервий, который уже порядком захмелел и принялся читать другу свои стихи, посвященные Калигуле:
- Нет, он и с богом сравниться не сможет,
Выше Юпитера он, наш император...
Услышав такой отрывок, Калигула с любопытством обернулся, чтобы посмотреть, кому принадлежит сие стихотворение.
- Как тебя зовут? - резко спросил Калигула.
- Сервий Публий.
- Откуда ты?
- Из знатного, но обнищавшего патрицианского рода.
- Мне понравились твои стихи, - с удовольствием сказал Калигула, сверкнув императорским перстнем. Он снял с себя плащ и парик и протянул краешек тоги для поцелуя. Все, кто был в кабаке, попадали на пол и с благоговейными улыбками поклонились цезарю.
- Отныне ты - придворный поэт, Публий! - сказал Калигула. - Завтра же можешь перебираться на Палатин. Я так хочу и не потерплю отказа!
Сервий не мог вымолвить ни слова. Такого у него не было и в мыслях. Расточительные предки промотали все состояние на увеселительных пирушках и теперь оставались только жалкие гроши на существование. Не смея даже помыслить о Палатинском дворце, случай внезапно возвеличил Сервия до его высот. И кто бы мог подумать, что в эту гнилую забегаловку зайдет сам цезарь! Несомненно, парки, плетущие человеческую судьбу, подшутили над ним!
Палатин... Слава, богатство, почести... Придворный поэт - он, уличный рифмоплет! Он будет слагать дифирамбы Калигуле. О боги! Вы, всемогущие, только вы могли сотворить такое чудо!