Мы переглянулись с охотниками. Земляна тоже нарисовалась тут как тут — словно почувствовала грядущую поживу. Пожали плечами.
— Что за деревня-то? — спросил я.
— Караваево.
— Не слыхал о такой. Якорь там есть у кого?
Егор и Земляна развели руками.
— Значит, будем добираться конным ходом, — вздохнул я и двинулся к конюшне. — Эй! Конный ход? Ты там как?
Тварь была плохо. Когда я вошёл, она как раз ползла по полу к ведру с водой. Доползла, перевернула себе на голову и грустно заржала.
— Тварь. Ты, часом, не помнишь, на каком этапе вчера в твоей жизни появилось такое количество синьки? — Я привалился к косяку.
— Уйди, — икнуло несчастное животное. — Без тебя тошно.
— Н-дя. Ладно, сейчас подлечить попробую.
Я скастовал Знак Противоядие, однако никакого эффекта не последовало. Разве что Тварь витиевато заругалась матом.
— Что не так?
— Всё не так! Не работают на меня эти ваши Знаки. Жгутся только. Я ж тебе не человек.
— Ясно. Значит, будем по-старинке.
Выйдя из конюшни, я заорал:
— Тётка Наталья! У нас пиво есть?
— Пиво? — Тётка Наталья моментально образовалась на крылечке. — Нету пива, извиняйте! Настойка есть.
— Ну давай хоть настойку. Бутылку сразу.
Тётка Наталья умчалась исполнять. Вскоре на улицу выскочила Маруся с бутылкой и подбежала ко мне. Участливо заглянула в лицо.
— Совсем плохо, барин?
— Да мне-то хорошо. Плохо сейчас кому-то другому будет. Кому среди зимы не спится… Спасибо, радость моя, а теперь отойди на безопасное расстояние.
Я вернулся в конюшню, откупорил бутылку и сунул в страждущий рот кобылы. Та присосалась, как жеребёнок к материнской сиське, в мгновение ока выдула всю бутылку. Под конец всосала так, что аж стекло треснуло.
— Но-но! — отдёрнул я пострадавший сосуд. — Ты мне ещё стекла наешься.
Тварь молчала, однако сумела без посторонней помощи подняться на ноги. Пошатываясь, вышла из конюшни и остановилась, глядя на белый свет с нескрываемым презрением. На Тварь с отвисшей челюстью смотрел прибывший гонец.
Я тоже вышел и остановился рядом с Тварью. Открыл было рот, чтобы спросить, как обстоят дела на текущий момент, но не успел.
Тварь открыла рот и громоподобно отрыгнула. Изо рта вылетел метровый язык пламени. Полыхание и громыхание продолжались секунд пять, потом иссякли. Кобыла опустила голову, ткнулась мордой в кучу снега, накиданную Терминатором, и принялась его жрать. Это заняло ещё секунд тридцать. После чего транспортное средство повалилось набок и захрапело.
— Это фиаско, братан, — взглянув на гонца, подытожил я. — Ладно. Давайте позавтракаем, что ли. Там, глядишь, Тварь очухается.
За завтраком разговорились с гонцом. Оказалось, его зовут Геннадием Максимовичем. Дядька оказался словоохотливый и простой.
— Сам-то я в той деревне бывал, — говорил он, уплетая пироги с клюквой. — Хорошая деревня, справная. А уж таких хозяев, как Михаил Григорьевич, дай-то бог каждому. Но вот — поди ж ты, напасть! И ведь до Рождества уже рукой подать. Я как представлю людей, что под самый святой праздник детей потеряли — аж выть хочется. А им-то каково?
— Ну, давай драматизировать раньше времени не будем. Тел не нашли? Не нашли. Значит, шанс на выживание имеется. Сейчас главное — оперативно добраться до места…
— Встаёт! — послышался позитивный вопль Маруси, которая сидела у окна и смотрела во двор.
— Очень хорошо, — порадовался я. — А у кого?
За столом не было только Тихоныча и Данилы.
— Лошадка ваша встаёт! Ох, нет, опять упала… Бедняжечка.
— Лежит?
— Лежит, снег хрумкает.
— Ну, пусть хрумкает. Там метаболизм конский, скоро оклематься должна.
— Владимир Всеволодович, а может, всё-таки в санях? — осторожно предложил Геннадий Максимович. — С обычными лошадьми? Я бы дорогу показал.
— Да долго это, — отмахнулся я.
— Воля ваша, конечно, да только уже ведь время потеряли.
— Ничего мы не потеряли. Завтракаем. Завтрак — архиважнейший приём пищи. Потому что обед и ужин могут вовсе не случиться в жизни. Вот и возникает необходимость вовремя и грамотно утрамбовать организм калориями. Питайся, Геннадий Максимович, питайся. Сейчас чай с вареньем подадут.
— Да я уже под завязку.
— А вот таких слов в этом доме не произносят.
— Прошу простить!
— Я-то прощу. А вот тётка Наталья обиду затаит. Другой раз заедешь в гости — накормит вкусно, сытно, но будешь ощущать некую загадочную тоску во время пищеварения. Тебе оно надо?
Геннадий Максимович перекрестился.
К тому времени как мы покончили с трапезой и вышли на двор, Тварь твёрдо стояла на ногах.