Спросил у Егора:
— А холод такой — тоже из-за шуликунов?
Тот развёл руками:
— Да кто ж их поймёт. Может, и из-за них. Твари-то, считай, неведомые. Всего раз в год появляются.
— Должны появляться раз в год, — поправила Земляна. — А они — вишь, — кивнула на проруби.
— Угу, — сказал я. — Всё понимаю, одного не понимаю. Люди-то куда пропали?
— Под лёд их утащили, — удивился Егор. — Сказано ж тебе!
— Да мне-то сказано. Только в эту, прости-господи, прорубь, кулак — и то фиг пропихнешь, а здорового мужика в зимней одежде подавно. Как могла эта ваша нечисть утащить людей под лёд, не оставив следов?
— Так и их самих следов нет, — встрял Захар. — Я слыхал, что шуликуны бегают, вовсе земли не касаясь.
— Окей, допустим. Но люди-то следы оставляют?
Охотники переглянулись.
— Идём дальше, — скомандовал я.
Мы двинули вдоль берега. Благо, тропинка, по которой шли за хворостом две дочки Семёна, а потом сам Семён в компании соседа, была хорошо утоптана. От деревни мы отошли на приличное расстояние, ни дома, ни церковь уже не виднелись. И по мере удаления от деревни мороз становился всё крепче.
— Ух, холодает, — обронил Захар. Надвинул пониже меховую шапку.
— Есть такое, — согласился Егор. И запахнул тулуп.
А я смотрел вперёд и понимал, что происходящее нравится мне всё меньше.
Река постепенно расширялась. У деревни — совсем небольшая, как большинство местных речек, дальше она становилась всё шире. А берег, вдоль которого мы двигались, всё круче. Если у деревни шёл почти вровень, то здесь поднялся уже метра на три. Для того, чтобы спуститься к заснеженному руслу, теперь пришлось бы катиться с горки. А вокруг нависла зловещая белая тишина.
— Даже птицы смолкли, — пробормотала Земляна.
Значит, не только мне обстановка не нравится.
— Верно, — охнул Захар. — И чем эти Семёновы девки только думали? Неужто поближе к деревне хворосту набрать не могли?
— Тихо, — одёрнул я. — Смотрите! — махнул рукой, указывая направление.
Я шёл первым. Охотники, сойдя с тропинки, поравнялись со мной.
— Полынья! — ахнула Земляна. — Да какая здоровая!
Вдали на льду реки виднелось тёмное пятно.
— Нашли? — спросил Егор.
— Похоже на то. Быстрее!
Мы побежали.
Чтобы спуститься с берега к полынье, я, Егор и Земляна скастовали Полёт. Захар, выругавшись, съехал на заднице. И обомлело пробормотал:
— Свят-свят-свят…
Полынья была идеально круглой, метров четырёх в диаметре. Посреди нее изо льда торчала ёлка со странными украшениями. А подо льдом находились люди.
Две девочки в полушубках — одна постарше, другая помладше, и два мужика в тулупах и валенках. Люди лежали спинами вверх, взявшись за руки. Льда они не касались, как будто водили вокруг ёлки хоровод, да так и замерли. Рукавиц на людях не было. Длинные волосы девочек из-за подводного течения колыхались. Рукавицы людей, ленты из кос девчонок и их платки висели на ёлке. От мороза «украшения» покрылись инеем. Верхушку ёлки венчал потрепанный мужской треух.
Захар перекрестился.
— Сколь живу — никогда этакой страсти не видал!
А я бросился к полынье.
Красный петух! Чем чёрт не шутит, вдруг людей ещё можно спасти⁈ Ну же!
На поверхности льда вспыхнуло пламя. Обычно Красный петух действовал мгновенно, цель выжигал дотла в считанные секунды. А тут — хоть бы что. Над полыньёй плясал бешеный огонь, из-за жара, идущего от него, хотелось отвернуться, но лёд не таял. Как будто его поверхность пропитали чем-то горючим. И горело оно, не причиняя льду под собой никакого урона.
— А ну! — взревел Егор.
Долбанул по льду Ударом. Тот же эффект. В смысле, полное отсутствие эффекта. Ни единой трещины на идеально ровной поверхности.
Я выхватил меч, не забыв усилить его Костомолкой. Направил острием вниз и жахнул что было сил.
Меч упруго спружинил от ледяной поверхности — так, будто я ткнул жердиной в резиновый мяч. И снова — ни следа на льду. Только течение реки медленно-медленно вращает людей, застывших в смертельном хороводе.
Я остервенело выругался.
— Ну и что это за характерный почерк серийного маньяка? Есть предположения?
— Твари — в полной силе, — буркнул Егор.
— То есть?
— Время ихнее наступает, — перевела Земляна. — Шуликунов. Под Рождество они всю силу, что у них есть, объединять могут. И тем колдовством людей удерживают. Ночью, как месяц встанет, они этих четверых поднимут и заставят снова хоровод вокруг ёлки водить. А может, из досок, что выломали, санок понаделают, людей в них запрягут да по льду кататься будут.
— Тут уж — как знать, — согласился Егор. — Может, и в санки.