Вопрос, какого хрена оно не работало, я решил отложить как несущественный. Знал откуда-то, что ответ очень прост, и я его наверняка уже знаю, но задумываться времени не было. Сейчас меня волновало другое: сработает ли троекуровский амулет. Всё же Знаки — это одно, а амулеты мутного происхождения — совсем другое. Да ещё сработать он должен не со мной одним, а с целой тысячей… Сработал.
Мы всей тысячей отскочили на добрую сотню метров назад. Тысячей пар глаз я увидел, как огромный трехглавый кентавр уменьшился. И тысячью пар ушей услышал его далёкий разгневанный рёв — добыча ускользнула.
Впрочем, далёким рёв оставался недолго. Горыныч за какие доли секунды развил нереальную скорость. Он стремительно приближался к нам.
Я позволил ему приблизиться. Когда расстояние между нами сократилось до десятка метров, рявкнул:
— Костомолка!
Особой нужды отдавать команды вслух не было, мы с охотниками стали единым организмом. Но подбодрить охотников не мешало.
Горыныч сшибся с мощнейшей, прокачанной до предела Костомолкой. Как на танк налетел. А тот прокатился гусеницами сверху.
Горыныча размазало. Но не в блин, как я надеялся — всего лишь опрокинуло на спину и приплющило. Потусторонняя тварь, всё же, не хрен собачий. Впрочем, я и не рассчитывал его ушатать с одного удара.
Скомандовал паукам:
— Пацаны! Настало ваше время!
«Пацаны» дружно бросились к Горынычу. Задача — ослепить соперника, они это знали. Но Горыныч начал подниматься раньше, чем до него добежали пауки. Кадавр на глазах выпрямлялся и превращался в прежнюю громадину. Ещё несколько секунд, и патлатые бошки окажутся на прежней недосягаемой высоте.
Костомолка!
В это раз бить пришлось аккуратно, так, чтобы не задеть своих — пауков. Но силы удара хватило. Горыныча вновь приплющило, а добежавшие пауки открыли огонь.
Горыныч, отчаянно мотая всеми тремя головами, пытался выпрямиться. Пауки стреляли. О том, что пробить чешую Горыныча пули не в состоянии, мы уже знали. Снова раскатывать тварь Костомолкой я не мог, собью пацанам прицел. Да и сил объединенная Костомолка отжирала — мама не горюй. Я тысячью глаз напряженно следил за тем, как пауки всаживают в головы Горыныча пулю за пулей.
Вой. Адский, сотрясший землю. Есть попадание!
Вой. Ещё одно!
Горыныч затряс правой башкой. Этой парой глаз он уже ничего не видел.
Рядом со мной свистнуло.
В левый глаз на центральной башке воткнулось копьё Разрушителя.
— Ну, вот! — похвалил я. — Можешь же, когда хочешь!
Разрушитель не ответил. В его руке появилось новое копьё, но метать его не спешил — целился. За промашку уже огрёб, больше рисковать не станет.
Вой! Горыныч ослеп ещё на один глаз, левый на левой башке. Руками он вырывал из глаза на центральной башке копьё Разрушителя.
Осталось два. Если, конечно, не вырастут заново те, что уже выбиты, но я не собирался ждать, пока это произойдёт.
Меч! Сотворенный мной, подпитанный тысячей Знак полетел в Горыныча. Есть. Минус правый глаз на левой башке!
Горыныч взревел так, что нас едва не опрокинуло. Его окружила стена огня, из которой вылетело копьё Разрушителя. Пауки остались внутри, в огненном кольце.
Я знал, что вырываться они не будут, а будут выполнять поставленную боевую задачу, им-то огонь не помеха. Вот относительно карабинов, которые пауки держали в лапах, некоторые сомнения были — тут уж как повезёт. Будем надеяться, что Горыныч останется без глаз раньше, чем оплавится оружие.
Мороз!
Мы ударили по огню Морозом. Пламя прибило, повалил чёрный дым. На мгновение всё смолкло. А потом из центра дымовой завесы вылетели пауки — один за другим, отброшенные мощными копытами. То, что было дальше, спецэффектностью ошеломило даже меня. Горыныч, сверкая единственным уцелевшим глазом, взлетел.
Откуда взялись крылья, понятия не имею, в базовой комплектации не было. Из горба на спине выдвинул, что ли? То-то спина показалась странной…
Я изо всех сил постарался не транслировать упаднические мысли на тысячу. Также постарался не впитывать упаднические мысли от них. Все мы видели, как эта пыхающая огнём гигантическая херня взмыла в небеса. Взлететь, положим, и я могу, и много ещё кто из наших, но толку? Один глаз у Горыныча оставался, как у Кутузова. И, как и Кутузов, он им вполне неплохо видел.
Может, Мстиславу и Прохора отправить? Они опытные, разберутся…
Эту мысль я как-то неаккуратно выпустил, будто воробья, и почувствовал сдержанное возмущение Мстиславы и Прохора. Ладно, сорян, ребята, не хотел, случайно вырвалось. О. А вот, кстати, интересная мысль. Не эта, про одноглазость, а другая, про воробья.