«Паласиос», — сказал голос.
«Ковбой, это Стив Карелла, мне нужна помощь.»
«Назови его», — сказал Гаучо.
«Я ищу сутенёра по имени Джоуи Пис. Слышал о нём когда-нибудь?»
«Ни разу. Он отсюда, из el infierno (ад по-испански — примечание переводчика)?»
«Не знаю о нём ничего, кроме имени. Предполагается, что в его конюшне было четыре проститутки, одна из которых была убита в прошлую пятницу вечером.»
«Как её звали?»
«Клара Джин Хокинс.»
«Белая? Чёрная?»
«Чёрная.»
«Хорошо, сейчас я всё проверю. Ты будешь завтра на месте?»
«Я буду здесь», — сказал Карелла.
«Я позвоню тебе.»
«Спасибо», — сказал Карелла и повесил трубку. Дождь всё ещё шёл. Он подошел к Мейеру, который деловито печатал на машинке за своим столом, и сказал ему, что направляется в Даймондбэк, чтобы поговорить с матерью погибшей девушки — не хочет ли Мейер пойти с ним? Учитывая тон голоса Кареллы, Мейер решил, что лучше всего будет принять приглашение любезно.
Дороти Хокинс была чернокожей, но со светлым оттенком кожи, женщиной лет пятидесяти, как догадался Карелла, её тело было скорее худощавым, чем стройным, а лицо — скорее исхудалым, чем точёным; даже Мейер с его новообретённым романическим складом ума мог бы подобрать эти более жесткие прилагательные для определения женщины, которая открыла им дверь и впустила в свою квартиру на Петтит-лейн. Время было 6:30 вечера. Миссис Хокинс объяснила, что только что вернулась с работы. Она занималась сборкой транзисторных радиоприёмников на фабрике в Беттауне. На кухонном столе перед ней стоял стакан с виски; она объяснила, что это бурбон, и спросила детективов, не желают ли они выпить.
«Снимете холод после этой дождливой погоды», — сказала она.
Когда детективы отказались, она выпила виски одним глотком, а затем подошла к шкафу, достала наполовину полную бутылку и налила себе ещё порцию. Детективы сидели напротив неё за кухонным столом.
Настенные часы отбивали минуты. В квартире не было запахов готовящейся пищи; Карелла подумал, не собирается ли миссис Хокинс употреблять спиртное вместо ужина. Снаружи неоновая реклама подкрашивала косой дождь, превращая струйки на оконном стекле в гнёзда потревоженных зелёных змей.
«Миссис Хокинс», — сказал Карелла, — «мы с моим партнёром расследуем дело, которое, как нам кажется, связано со смертью вашей дочери, и мы хотели бы задать вам несколько вопросов по этому поводу. Если вы сочтёте нужным ответить на них, мы будем очень признательны.»
«Да, всё, что угодно», — сказала она.
«Во-первых», — сказал он, — «вы знаете кого-нибудь по имени Джордж Чеддертон?»
«Нет», — сказала она.
«У нас есть основания полагать, что он знал вашу дочь. Она когда-нибудь упоминала о нём в вашем присутствии?»
«Не помню, чтобы я слышала его имя, нет.»
«Или Санто Чеддертон, возможно?», — спросил Мейер.
«И его тоже», — сказала миссис Хокинс.
«Мэм», — сказал Карелла, — «вы сказали детективу Леопольду, что ваша дочь была проституткой…»
«Да, это правда.»
«Откуда вы это знаете?»
«Клара Джин сказала мне.»
«Когда она вам это сказала?»
«Две-три недели назад.»
«До этого момента вы не знали, что она…»
«У меня было подозрение, но я не была уверена. Она говорила мне, что работает по ночам в каком-то отеле в центре города. Делала какую-то работу клерка в центре города.»
«Она упоминала какой-нибудь отель по названию?», — сразу же спросил Карелла.
«Да, но сейчас я об этом забыла.»
«Где в центре города?»
«Я не помню. Я не слишком хорошо знаю другие районы города, кроме Даймондбэка.»
«Когда она перестала здесь жить, миссис Хокинс?», — спросил Мейер.
«О, должно быть не меньше шести месяцев. Сказала, что ей нужно жить поближе к работе, к отелю, где она работала по ночам. Сказала, что опасно ездить на метро в центр города после работы, в три-четыре часа утра. Я с пониманием отнеслась к этому, мне это казалось разумным.»