«Плоскынин Николай Иванович», - представился наконец посетитель и сделал попытку снова пожать руку Мстислава Романовича.
Тот ловко увернулся и хлопнул Николая Ивановича по плечу.
«Точно, Бродник! Плоскыня!» - Мстислав Романович был несказанно рад, что всё наконец-то встало по своим местам.
Улыбка Плоскынина чуть поубавилась и лёгкая печаль скользнула по его костяному лицу.
«Бродниковы мы по матушке, земля ей будет пухом.»
В этот момент дверь кабинета раскрылась и в проёме показалась Роксана, несущая поднос с чаем. В традициях Мстислава Романовича к чаю полагались как минимум маковые сушки, а по полной программе так ещё и туесок с мёдом. На специальном блюдечке блестел свежим срезом лимон.
«Роксана Степановна, вы посмотрите только - князюшка то наш каков - орёл, беркут! Годы его не берут, только крепчает, как добрый хмельной мёд!»
Роксана на ходу только завела глаза а Мстислав Романович при упоминании хмельных медов внутренне чертыхнулся. Ведь точно, был мёд или медовуха, кто его разберёт, подношение от ратников-соратников. Вот и колбасит его теперь, а вовсе не годы тому виной.
Роксана разгрузила свой поднос на обширном начальственном столе и плавноколышущейся поступью направилась из кабинета. Мужчины же между делом уселись по своим местам - Мстислав Романович в своё кресло из резного дуба, подарок к предыдущему юбилею, Плоскынин на стул для посетителей, напротив. Гладь столешницы, разделявшая их, могла соперничать по размеру с бранным полем на берегах Калки.
«Угощайся, Николай Иванович, чем бог послал», - сказал хозяин и первым подвинул к себе стакан с чаем в филигранном позолоченном подстаканнике.
«Ох и сушечки у вас, Мстислав Романович», - заворковал Плоскынин, - «всем сушкам баранки!» Он подмигнул и с хрустом раскусил маковую сушку. При этом откушенный кусок так натянул пергаментную кожу на его щеке, что, казалось, сквозь неё стали видны следы зубов на откушенном краю. Он с шумом потянул горячий чай через зубы и от удовольствия замычал. Мстиславу Романовичу стало как-то мерзко при взгляде на его щёку. Видел он как-то ролик, где удав заглотил целого ягнёнка, так там тоже через змеиную шкуру и коленки и копытца проступали. Да и вообще всякие ассоциации стали возникать.
А Плоскынин и на своём стуле пристроился так, что вовсе не выглядел на голову выше хозяина кабинета, как тому надлежало бы быть согласно его росту. И не сгорбившись подобострастно, а так, подобравшись. Только сушка в его мумифицированных огромных пальцах выглядела совсем уж крохотной. А когда он понёс сушку ко рту, от взгляда Мстислава Романовича не ускользнула довольно крупная брильянтовая запонка, блеснувшая из-под серенького затрапезного рукава.
Когда дверь за ассистенткой закрылась, Мстислав Романович поставил свой стакан на стол и серьёзно посмотрел посетителю в лицо.
«Так чем же я могу вам служить, Николай Иванович?»
«Вы, мне?» - Плоскынин шутейски отмахнулся от него рукой со стаканом. Потёртый портфельчик он положил себе на колени. - «Это мы все вам служить должны, дорогой наш Мстислав Романыч!»
И тут же улыбочку его скоморошечью как сдуло с лица: «Слово и дело! Мстислав Романыч, государственная измена!»
Мстислав Романович даже как-то прихрюкнул от неожиданности. Хорошо ещё, что стакана с чаем в руках не было, а то непременно бы облился. Вот так дела, не зря Роксана этого типа в кабинет пускать не хотела. Ну какая в этом городе может быть государственная измена? Ни военных, ни промышленности тебе. Точно псих какой-то.
Тем не менее, выразив лицом полное понимание и участие, Мстислав Романович ответил дипломатически: «Если дело такой государственной важности, уважаемый Николай Иванович, то это не к нам. Мы же что? Совершенно гражданское ведомство, внутренние, так сказать, дела. Участки земельные, недвижимость какая. Ну, самое большее - цех по сборке молотилок, далее наша компетенция увы, не распространяется. Вам в Самые Компетентные Органы обратиться надо. Хотите, я прямо сейчас позвоню, у меня там контакты есть.» - И Мстислав Романович потянулся к трубке стоявшего на столе телефона.
Плоскынин одним глотком отправил половинку неразжеванной сушки в желудок, только кадык его передёрнулся, как затвор на помповом ружье.