— Банки спермы, — ответила Джеральдина. — В Вашингтоне таких целых два. Мы можем воспользоваться спермой доноров. Подобрать для Лакшми какое угодно количество желательных комбинаций. И я настоятельно рекомендую, чтобы по крайней мере одна из этих комбинаций включала китайские гены. Если китайский генофонд будет навсегда потерян, это станет биологической трагедией.
Внезапно Калки расхохотался. Остальные засмеялись тоже. По обязанности. Затем Калки сказал:
— Джеральдина, ты хватила через край! Спору нет, ты великий ученый. И я уверен, что ты права. Если бы был какой-нибудь способ сохранить Китайский генофонд, я бы сделал это. И генофонды всех других этносов тоже. Создал бы генетический ноев ковчег. Но ты не хуже моего знаешь, что это было невозможно. Конец должны были пережить только пятеро. И из этих пяти прародителем мог стать только один. Сам создатель.
— Банки спермы… — Джеральдина была раздосадована. Казалось, ее рыжие волосы стояли дыбом и трещали от электричества.
— Уничтожены! — улыбнулся ей Калки.
— Как уничтожены? — спросила я.
— Национальный праздник. Мораторий. Нет никаких хранилищ. Брать нечего. Подумайте сами. Сперма сохраняет оплодотворяющую способность только при определенной температуре. Когда электричество отключилось, всем этим миллиардам сперматозоидов пришел конец.
— Я об этом не подумала, — сказала Джеральдина. — Ты прав. Конечно. — Как и все мы, Джеральдина быстро признавала свои ошибки. Но было видно, что она разочарована.
— Единственное будущее человечества, — промолвил Калки, — находится здесь! — Он медленно прикрыл рукой промежность. Мы испугались. И даже ужаснулись. Не столько этому жесту, сколько его демонстративной правдивости.
— Я тут раскопал кассету, — сказал Джайлс, пытаясь сгладить неловкость, — с записью инаугурации последнего президента. Хотите посмотреть? Это очень забавно.
Мы посмотрели телевизор. Потом пожелали Джайлсу спокойной ночи. Он стоял на ступеньках Блэйр-хауса и махал нам вслед, пока мы не дошли до Лафайет-парка.
Было полнолуние. Неужели полная луна действительно способна влиять на поведение людей? Хотя я больше не была женщиной в узком смысле этого слова, менструации которой приходят и уходят, подчиняясь луне, иногда в полнолуние я чувствую, что в моем теле начинает бродить призрак какой-то древней силы. В ту ночь я очень хорошо сознавала свое старое, первичное «я».
С Капитолийского холма был слышен вой волков. Они редко подходили к нам. Если подходили, то вели себя дружелюбно. Но осторожно. Предпочитали держаться на расстоянии.
Когда мы вошли в Лафайет-парк, волки перестали выть и в мире воцарилась тишина. Даже сейчас я не могу привыкнуть ко всеобщему спокойствию. Но тут ничего нельзя поделать, в отличие от темноты. Идя навстречу нашим пожеланиям, Калки не выключал подсветку Белого дома с заката до рассвета. Мой стол стоит так, что я вижу знаменитый портик даже сейчас, когда пишу эти строки.
— Не хотите пропустить по стаканчику на ночь? — У Калки все еще было праздничное настроение.
— Нет, спасибо, — сказала я, зная, что у Джеральдины снова разболелась голова.
— А мне вообще давно пора спать, — промолвила Лакшми.
Когда мы переходили через Потомак, зарычал лев. Мы прислушались, не раздастся ли ответный рев. Нет, не раздался.
— Сегодня Джайлс был очень странным, — сказала Лакшми.
— Ему приходится нелегко. — Казалось, Калки сочувствовал ему. Но он всегда щедр к нам. Легко мирится с нашими недостатками и восхваляет наши достоинства. Не потому ли, что мы — это его сны, длящиеся по его воле? Если так, то что случится с нами, когда он проснется?
— Я должен был, — вдруг сказал он, — спасти Эстеллу.
— В самом деле? — Лицо Лакшми, залитое белым светом луны, стало суровым.
— Вот видишь? — рассмеялся он. — Именно поэтому я и не стал ее спасать. Ты начала бы ревновать. Но если бы я сделал это, у Джайлса была бы пара. И все сложилось бы куда лучше. Однако пять не могут стать шестью. Даже с помощью новой математики.
Джеральдина поцеловала Калки в щеку.
— Бог Вишну сделал то, что должен был сделать, — сказала она. — Ты всегда прав.
— Не всегда, — возразила Лакшми. — Когда Джимми находится в образе человека, он совершает такие же ошибки, как и все мы. Но когда он бог… ну, это совсем другое дело.
— Вся разница, — с улыбкой произнес Калки, — заключается в теле, в котором я заключен.
Видя, что Калки нисколько не обижается на святотатство Лакшми, я тоже позволила себе маленькую ересь.