Я присела на краешек обтянутого гобеленом кресла, слегка ошеломленная «Нараяной» (то было одно из имен Вишну, означающее «ходящий по водам»). Вскоре ко мне присоединились Джеральдина, профессор Джосси и дюжина незнакомых мандали.
Мы с Джеральдиной обнялись, как будто не провели вместе весь предыдущий день.
— Калки здесь! — прошептала она. — Он на корабле!
— Знаю. Ты уже говорила. — Внезапно во мне проснулось любопытство. — Как он прошел таможню? — Мне представилось, что человека, заподозренного в торговле наркотиками, обыскивают нарки, исследуя каждое отверстие, пока багаж просвечивают рентгеновские лучи и обнюхивают огромные эльзасские овчарки. Потом мне представилось, как человек, объявивший себя богом, едет по улице — Уолл-стрит? — в открытой машине, из открытых окон небоскребов сыплются тонны серпантина и конфетти, а он машет собравшимся толпам рукой, как делали в старых кинохрониках Линдберг и Амелия.
— Без всяких трудностей. Таможенники очень сговорчивы. Никто не хотел поднимать шума. Этот корабль, — добавила она, — является третьей по величине яхтой мира. Джайлс купил ее неделю назад для «Калки Энтерпрайсиз».
— На какие деньги? — спросила я. Это относилось к подробностям, которые очень хотели знать Морган и «Сан».
Джеральдина улыбнулась.
— Это был только аванс, учитывая… — Да, она действительно думала, что до конца света остался всего двадцать один день. Как будто речь идет о Рождестве, подумала я и обрадовалась, что успела отправить детям посылку с игрушками.
Прозвучал гонг. Затем в гостиную проскользнул Джайлс Лоуэлл. Он отдал всем низкий поклон, сложив ладони по-индийски. Мы ответили тем же. Пока мы «пранамились», вошли Калки и Лакшми.
Я едва узнала Калки. На нем был модный костюм из коричневой шерсти. В шафрановой накидке он нравился мне гораздо больше. Напротив, Лакшми в платье от Сен-Лорана выглядела ошеломляюще. В «Саксе» или другом месте, торгующем такими нарядами, оно наверняка стоило целое состояние. Русский крестьянский стиль, цвет голубых павлиньих перьев… Я всегда любила этот цвет, но не носила голубое. Моя внешность убивала голубой цвет, а он в отместку убивал меня.
— Шанти! — Калки сделал благословляющий жест. Он по-братски обнял меня, и я на мгновение сомлела от аромата сандала и белой кожи. Лакшми обошлась без объятий, что было к лучшему: влияние двух столь ярких блондинов полностью выбило бы меня из колеи — даром что мы находились на воде.
Затем Калки и Лакшми сели в двойное кресло, а все остальные уселись возле, образовав полукруг. Джайлс остался стоять.
— Я уже обо всем доложил величайшему из великих, — заявил он в стиле доктора Ашока. — Были приложены значительные усилия, чтобы не только дискредитировать нас, но и уничтожить физически. Как здесь, так и в Катманду. Тем не менее мы добьемся своего, как добивались до сих пор. К несчастью, одна треть билетов на встречу в «Мэдисон сквер-гардене» попала в руки спекулянтов, которые продают лучшие места в первых шести рядах по цене тысяча долларов за билет! — Мы восприняли эту новость с воодушевлением. Но Джайлс негодовал. — Мы не делаем на этом деньги. А спекулянты делают. Нужно будет прибегнуть к помощи полиции! — Мне казалось, что это не слишком существенно. В конце концов, через три недели…
Когда Джайлс закончил свой казначейский отчет, мы выжидательно посмотрели на Калки. Он был мягок и дружелюбен.
— Я рад снова видеть всех вас. Надеюсь, вам не слишком докучали. — Калки расслабился до такой степени, что стал похож на простого человека. Он сделал паузу, глядя не на нас, а на носки своих туфель. На мгновение показалось, что он хочет уйти. Но тут Лакшми что-то прошептала ему, и он вернулся. Его атман (душа) снова был атча (здесь).
— В следующие несколько дней на меня будет совершено по крайней мере одно покушение. — Калки говорил так, словно объяснял устройство какой-нибудь машины. — Не следует воспринимать это слишком всерьез. — Вдруг он улыбнулся, скрестил ноги и поставил носки на пуанты, как балетный танцовщик. Он был чрезвычайно привлекателен. Я снова ощутила легкий приступ горной лихорадки. — Я знаю будущее так же, как знаю прошлое. Но возможности этих глаз ограничены. — Он дотронулся до своих век так равнодушно, словно они были парой свеч зажигания. — Я не могу сказать вам, что случится в ближайшие несколько дней. Хотя хотел бы. Я вижу только возможные комбинации. Это напоминает игру в кости. Поэтому давайте надеяться, что никто не сглазит Джима Келли, потому что, — он провел руками по груди, — пока я остаюсь здесь, меня могут убить.