— Не уйдут. — Голос Калки снова стал бесстрастным и холодным под стать дню.
— Но кто их будет ловить? Ведь все равно никого не останется. Или я нарушаю правила игры?
Калки только улыбнулся. А потом пустил лошадь легким галопом. Я последовала его примеру. Охранники изо всех сил пытались не отстать. Должно быть, мы проскакали так полмили, пока Калки не натянул поводья. Над башней гостиницы «Эссекс-хаус» пролетел самолет, прошивший последний клочок голубого неба, как серебряная игла.
— Похоже, я не так уж плохо сижу в седле, правда? — Я промолчала. Слава тебе, господи, что он не упал. — Мы купили новую «Гаруду». «Боинг-707». Ты летала на 707-м?
— Да. Но понадобится опытный второй пилот, штурман и…
— Я могу научиться всему этому.
— Когда?
— Когда будет время. Тебе нравится Джеральдина? — Впервые за все время Калки задал мне личный вопрос. Казалось, его интересовал мой ответ.
— Да. Очень. У нас много общего.
— Я рад. Она тоже представляет собой большую ценность. — Забавное слово, подумала я. Как будто мы с Джеральдиной были его личной собственностью.
Я решила воспользоваться его хорошим настроением.
— Но не могу сказать того же о Джайлсе. Он кажется мне… не слишком прямым человеком.
— Ему досталась самая трудная роль.
— Что это значит?
— Он должен возражать. Должен быть другим. Читай «Веды». — Я делала все, что могла, пытаясь усвоить тысячи стихов, гимнов, мантр и доисторических притч, составлявших священные книги индуистов. В ашрамах гуру читали новичкам краткий курс начала и конца «Вед»; к сожалению, все самое важное оставалось в середине.
— Думаю, все дело в его двуличности, — сказала я. — Я действительно считала его доктором Ашоком.
— Все правильно. Так и было задумано. Если бы Джайлс оказался в Непале под своим именем, его тут же посадили бы в тюрьму.
— Потому что он распространяет наркотики?
— Да.
Почему мы, смуглые, думаем, что светлокожие прозрачны… как сам свет? Еще одна строчка из бортового журнала. Расин: «C’etait pendant 1; horreur d’une profonde nuit». Я никогда не могла сделать перевод столь же пугающим, как звук оригинала. Продолжающийся — мало того, нависший… маячащий… нет, грозный ужас темной ночи. Но profonde означает не только темноту. Profonde может означать еще и бездонную пропасть, вселенскую тьму, покрывающую все и вся. В этом смысле ледяное «да» Калки бросало в дрожь сильнее, чем любое из его заклинаний о конце света, или Конце с большой буквы. На двух всадников в Центральном парке спускалась темная ночь.
— И ты тоже?
— Да. — Калки не сводил взгляда с башен. С отрицаниями было покончено.
— Зачем?
— Деньги. Для ашрамов. Мандали. Книги, брошюры. На чем еще можно быстро заработать такую уйму?
— Я потрясена… — Я хихикнула. Чего раньше никогда не делала. Я действительно была потрясена. И испугана.
— Почему? Мы не делали из этого особого секрета. А откуда еще, по-твоему, могли взяться деньги?
— От учеников. Вкладчиков. Лотереи «Лотос». Нет, это невозможно. Вы не продаете лотосы. Я не знаю. То есть на самом деле я не так уж потрясена… — лепетала я. — Хотя нет, потрясена. Я хочу сказать, что Калки, аватара Вишну и все остальное — это только слова. Что твоя религиозная миссия — лишь прикрытие чего-то настолько грязного и жалкого…
— Я — Калки. Я — аватара Вишну. Я пришел, чтобы очистить. И положить конец. Но я нахожусь в теле Джима Келли. До этого у него была своя жизнь. Он торговал наркотиками в Сайгоне. Работал на гонконгскую мафию «Чао Чоу». Был партнером своего старого профессора в Новом Орлеане. Когда настало время проявиться, я воспользовался тем, что было под рукой. Я получаю деньги так же, как их получал бы Джим Келли, продавая наркотики. А тем временем делаю то, ради чего пришел. Учу. Предупреждаю. Пытаюсь повлиять на как можно большее число людей, используя человеческое тело.
— Ты не испытываешь угрызений совести из-за того, что приучал людей к наркотикам? Я хочу сказать, что это не только незаконно, но и приводит к смерти.
— Я и есть смерть… в том числе.
И тут, словно ставя точку, последний клочок голубого неба затянули бурые облака. На нас посыпались хлопья снега. Я окоченела. Во всех смыслах этого слова.
Калки повернулся ко мне. Его прекрасные глаза излучали все тот же неземной свет.
— Не бойся, — сказал он. — Больно не будет.
— Как? Как это случится?
— Мне приснится что-нибудь другое. Вот и все.
— Значит, мы — твои сны?
Калки кивнул. Он был счастлив, как студент, нашедший решение трудного уравнения.